Кейтлин Крюс - Дерзкое предложение [litres]

– Ты – мать наследного принца Халии, – заявил Малак. Шону разозлило его спокойствие. А сама фраза, эхо того, что сказала Ядира, объясняя ей, какая политическая линия принята в этом сказочном дворце, просто взбесила ее. – Независимо от того, как ты относишься к этой роли, ты должна соответствовать определенным ожиданиям.

Шона фыркнула.

– Твои ожидания – это твои проблемы, а не мои.

– И все же ты обнаружишь, что к моим ожиданиям очень часто относятся как к закону, – мягко сказал он, хотя в его облике не было никакой мягкости, даже несмотря на то, что он лежал перед ней в ленивой позе. Если внимательнее прислушаться, то за этой мягкостью звучала сталь. – Нравится тебе или нет, но Халия – абсолютная монархия.

Однако Шона никогда не отступала перед лицом поражения.

– Я не совсем уверена в том, что ваши законы имеют отношение ко мне. Здесь есть американское посольство? Я бы рассказала им кое о чем. Например, как ты доставил нас в страну, если ни у Майлза, ни у меня нет паспортов.

Малак улыбнулся так, словно беседа доставляет ему удовольствие, и Шона возненавидела ту часть себя, которая при этом пульсировала от желания.

– Ты ошибаешься. У вас обоих есть паспорта. Я сам их заказал.

– Как ты мог заказать?.. – Шона не договорила свой вопрос. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять. Он имеет в виду совсем не американские паспорта.

– Поздравляю, – произнес Малак. Его темно-зеленые глаза лукаво блеснули. – Ты и мой сын – граждане Халии.

Шона сделала глубокий вдох, а затем выдохнула, но спокойствия ей это не прибавило.

– Твои поздравления очень напоминают удар по морде. Сообщаю тебе это так, на всякий случай, если тебе интересно.

– Как странно. Многие женщины считают даже малейшее мое внимание даром с небес. Возможно, с тобой что-то не так.

– Я могу назвать великое множество вещей, которые покажут, что со мной что-то не так, – жестко сказала Шона. – И каждая из них – очередная причина, по которой я не могу здесь оставаться.

Но Малак только пожал плечами, как будто тема для него закрыта и дискуссия завершена.

Только сейчас до Шоны дошла истинная суть происходящего. Частный самолет, дворец, одежда, которая четко указывала на статус, – все эти детали она отметила, но особого значения им не придала. Но сейчас она, наконец, осознала, что этот мужчина – настоящий и законный король. Причем король не в понимании таблоидов, для которых важнее количество глупых скандалов, а самый настоящий консервативный монарх, от которого поступают все приказы. Монарх, который может требовать что угодно, и весь народ бросится выполнять его приказ.

Другими словами, настоящий король.

Осознание правды привело Шону в смятение. Ее обдало жаром.

– Ты вольна уехать, когда захочешь, – сказал ей король Малак тем же тоном, который напомнил ей, что он действительно закончил обсуждать этот вопрос, на случай, если у нее остались какие-либо сомнения. – Я прикажу страже сопроводить тебя до королевского аэродрома и доставить обратно, как ты только пожелаешь. Но Майлз останется здесь.

Конечно же, Шона тоже осталась. У нее другого выбора не было.

А так как она осталась, ей пришлось играть роль, которую она никогда не хотела играть. Никто не спросил о ее чувствах по этому поводу.

Каждое утро ее будила Ядира, и они занимались одним и тем же. Ядира выкладывала одежду, подобающую королеве, а Шона игнорировала ее и направлялась в гардеробную, чтобы найти что-нибудь похожее на джинсы и футболку. Для этого приходилось перебирать огромное количество туник и брюк. Затем Ядира делала вид, что не возражает, подавая Шоне и Майлзу завтрак у одного из фонтанов в их просторных покоях.

Со временем Шона уяснила: если зажмуриться, то утро ничем не будет отличаться от тех, что она делила с Майлзом дома. Они вдвоем часто завтракали вместе, а затем занимались своими делами. Только раньше ей приходилось торопливо завтракать холодным кофе, который она не успевала разогреть в микроволновке, а затем, пока Майлз был в детском саду, бежать на работу, чтобы свести концы с концами. Теперь же она за завтраком могла насладиться едой и крепким кофе. Майлз тоже занимался тем, что ему нравилось: проводил все время со своими нянями, которые стали давать ему уроки после того, как Шона заявила, что ему нужно больше порядка.

– Няньки уделяют ему особое внимание, все они хорошо обучены основам детского развития, – сказал Малак, когда Шона во время одной из трапез пожаловалась ему на то, что Майлза балуют. – Такое же образование я получил в его возрасте, и, конечно же, было много игр. У тебя есть веские опасения по поводу его образования, Шона? Или тебе просто не нравится терять контроль над происходящим?

Она не осмелилась ответить так, как ей хотелось.

У нее был свой «ужас» – уроки этикета, как их называла Ядира. Шона должна была посещать их ежедневно.

– Я не нуждаюсь в уроках, – с яростью заявила она.

– Хочешь ты того или нет, но ты должна заниматься, если желаешь остаться здесь, – ответил Малак.

Шона по-прежнему отказывалась с ним есть. Стоя в центре его личной столовой – раскиданные подушки, мерцающие свечи, двери балкона открыты в ночь, – она категорически отказывалась сесть, считая, что своим упрямством у нее получится его доконать. Жаркий блеск в его глазах она интерпретировала как победу.

– А можешь завтра же улететь в Новый Орлеан. Твой ход.

– Ты когда-нибудь устаешь угрожать?

Малак улыбнулся.

– Я – король, Шона. Я не угрожаю. Мои желания – это приказы, а мои предпочтения – закон.

А это означало, что Шоне пришлось страдать от дурацких уроков, по каким бы дисциплинам они ни были. Спустя неделю она не могла сказать, кто больше ненавидел эти уроки – она или ее наставники.

– Вы должны хотя бы попытаться, – говорили они ей.

– Я не хочу пытаться, – отвечала она. А потом улыбалась так, как научилась улыбаться туристам, чтобы получить хорошие чаевые. Однако вскоре она заметила, что наставники слишком опытны, чтобы терять самообладание в ее присутствии.

Количество всего, от чего Шона отказывалась, росло с каждым днем. Она отказывалась учить, какую вилку использовать за столом. Не желала учиться носить шарфы и мантии, которые выкладывали перед ней, так как не хотела походить на местных жителей. Не хотела обращать внимание на мельчайшие детали, из которых состояло то искусство дипломатия, которым должна была владеть королева, – не хотела потому, что отказывалась становиться королевой. Ей было неинтересно учиться правильно ходить, как быть привлекательной, как обращаться к главам государств и так далее.

Да, она присутствовала на уроках. Она даже высиживала на них. Но это не означало, что она была прилежной ученицей. Точно так же она вела себя в тех школах, где оказывалась, когда скиталась по приемным семьям.