Роксана Чёрная - Мой сладкий негодяй. Книга 1 (СИ)

Член, облачённый в тонкий прозрачный барьер запульсировал и стал подрагивать внутри нее. Он стонал её имя и на полной скорости и приближался к оргазму. Добравшись до пика наслаждения, он зарычал и прижался к ней сильнее, вдавливая влажное тело в кушетку.

Мысль, что она принесла ему радость стала для Маши бальзамом на истерзанную, напряжением душу. Она дрожала, доставляя удовольствие Стасу, просто не могла иначе выплеснуть волнение и сладость, что растекались под кожей: от возможности принадлежать ему, от возможности сделать приятно. В этот момент Маше хотелось отдать всё, что у нее было, без остатка, чтобы Стас знал, как сильно она его хочет. Хочет, несмотря на боль от первого секса.

Стас стал её первым мужчиной.

Внутри всё переворачивалось настолько, что в горле саднило от всех тех слов, что Маше хотелось сказать. Спросить. Но говорить сейчас было невозможно, поэтому она просто повернула голову, чтобы вдыхать запах его кожи.

Стасу потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться в пространстве и понять, что он всё еще находится в Маше. Ещё около минуты он просто смотрел на темное пятно влажных волос перед собой. Эта была не самая лучшая поза для первого раза, но менее болезненная.

Захотелось самодовольно ухмыльнуться, но Стас понимал, что этот жест может её отпугнуть. Она смотрела на него, неестественно выгнув шею и чуть улыбалась, пока слезы продолжали катиться по её раскрасневшимся щекам.

Стас со вздохом вытащил член, и сразу снял защиту, выкидывая в мусор. Затем перевернул ослабевшее тело и положил на кушетку, салфеткой стёр кровь с промежности ног, кушетки и выкинул её в ту же урну.

Встав, и обойдя всё еще подрагивающее тело, он включил аппарат узи и взялся за «сердце» прибора, который обмазал специальным гелем.

— Что ты делаешь? — прошептала Маша с лукавой улыбкой, вздрогнув от прикосновения холодного геля к разгорячённой коже.

— Узи разумеется. Я же должен проверить, хорошо ли сделал операцию, — усмехнулся Стас, вглядываясь в затянутые страстью глаза. Теперь в них была не только невинность, но и дикое желание. Ему понравилось, что она еще не остыла. Тело требовало продолжения.

Маша трепетала от теплоты взгляда, от того с какой заботой он стирал с неё кровь и проводил по животу странным белым прибором. Она ощущала себя живой, нужной, важной. Настоящей. Сейчас, как и на сцене в груди бурлило счастье. Она не могла держать это в себе и проговорила, касаясь пальцами его твердой руки, с русыми волосами:

— Ты замечательный. Хоть и хочешь казаться негодяем. Спас сегодня девочку, Вчера спас медсестру, обезвредил психопата, стараешься позаботиться обо мне. Мне ужасно нравится быть здесь, с тобой. И да, я сегодня очень скучала по тебе, — созналась вконец Маша, отдавая ему на милость своё маленькое, трепыхающееся сердце.

Стас застыл, перевёл взгляд на экран, где не отображалось никаких образований и отняв прибор от плоского живота, положил на место.

— И все же внешним чувствам не дано -

Ни всем пяти, ни каждому отдельно -

Уверить сердце бедное одно,

Что это рабство для него смертельно, — голос Стаса был чуть хрипловатым после секса, да и говорил он практически шепотом. Но в тишине темного помещения слова, казалось, прозвучали так громко, что Маша на миг задохнулась.

— Что это означает?

Долго думала каким должен стать секс Маши и Стаса. Напишите, что думаете? Стоило ли сделать его неистовым и грубым? Или пожалеем нашу невинную птичку)

Жду ваших комментариев.

— Что это значит? — села Маша, взяв новую салфетку и стирая гель с живота.

— Мне кажется, Шекспир всегда довольно точно орудовал словом, — Стас внимательно посмотрел в её расширившиеся от удивления глаза, потом перевел взгляд на высокую грудь и резко встал. Сейчас возбуждение было лишним. — Поэтому ответ лежит на поверхности.

— Нет, ты объясни! — вскочив, она начала искать свои вещи. Прекрасная, обнаженная и обиженная.

Он наблюдал за её метаниями, как взрослый за истерикой ребенка. Насмешливо и беззлобно.

— Я не признавалась тебе в любви, я просто сказала, что всё твое бахвальство маска, а на самом деле…

— А на самом деле ты ни черта не знаешь, — начал он злится и отвернулся к окну, чтобы не смотреть в расширившиеся от обиды глаза и слезы мелькнувшие в уголках. Он не планировал обижать её, но признания. Восхищение. Он не был к этому готов. Долго ли влюбится? Стас не хотел этого, он просто хотел её.

— Что это было для тебя? Очередной трах, с очередной девкой?

— Я имел в виду Маша, лишь то, что зря мы всё это затеяли. Оба понимаем, что игра ни к чему не приведёт. У тебя своя жизнь, у меня своя. Да и правила не в твою пользу, потому что в итоге всё проигрываешь только ты, — он повернулся и облокотился на подоконник. Смотрел на неё внимательно, также и она не смела отвести глаз. — Мне жаль, малыш, правда.

Он пыталась разобраться в собственных мыслях. Его определённо расстраивало то, что он терзал это создание, ему действительно было искренне жаль, что по его вине этот мотылёк подлетел так близко к лампе и застрял в её плафоне. Но даже сейчас эгоизм брал над ним верх. Она сама выбрала это направление, и отвечать за своё разбитое сердце тоже придется потом ей.

— Ты жалеешь? — хрипло спросила Маша. — Об этом?

— В данный момент и о об этом тоже. Кажется, твоя неокрепшая психика была не готова к такому эмоционально-гормональному взрыву, — это было сказано добродушно, без желания обидеть или осадить, но твердо.

Из-за своих мыслей Стас и не заметил, как Маша уже оделась и стояла возле двери, желая сбежать от него вырваться из плена чувственности. При желании до её ярости, казалось, можно было дотронуться рукой, настолько накалился вокруг воздух в помещении.

— Пошёл ты к чёрту, Сладенький, серьёзно! — её громкий голос заставил Стаса посмотреть в её раскрасневшееся лицо внимательнее. Её агрессия казалась забавной, но смеяться над ней он не смел, вдруг её совсем сорвало бы с катушек? — Я тебя не просила восхищаться мною, признаваться в любви, мог бы просто поцеловать меня в лобик, налить мне в уши чего-нибудь псевдо заботливого, и всё! Мой первый раз не был бы безвозвратно испорчен!

— Я просто говорю то, что думаю, только и всего. Я думал, мы с тобой оба за честность.

Она еще секунду стояла, не сводя с него взгляда, а потом схватилась за ручку и рванула дверь на себя.

— Открой, выпусти меня отсюда, — воскликнула она.

Стас прошел к ней через весь кабинет, и уже хотел вставить ключ, как вдруг резко развернул Машу к себе и сжал в объятиях.

Надо просто дать ей уйти, забыть всё это. Но разве он мог так просто отказаться от самого сладкого, что пробовал в своей жизни? Разве он мог дать ей уйти и быть счастливой? Без него.