Кенди Шеперд - Праздник нечаянной любви

— Почему, Джейк? Ты говорил, что никогда не хотел стать отцом. Откуда вдруг этот интерес?

Джейк сел на край кровати, как можно дальше от нее, почти у самого изголовья, и обхватил руками колени. Несмотря на всю свою нервозность, Элиза ощутила всплеск тоски, смешанной с сожалением. Тогда в Порт-Дугласе они не стали бы сидеть на кровати поодаль…

— Вчера, когда я увидел на УЗИ ребенка, это на меня очень подействовало, — наконец начал он. — И твоя беременность, которая до этого была для меня чем-то абстрактным, вдруг стала реальностью.

Элиза заметила, каким усталым выглядел Джейк, — темные тени под глазами, резкие морщинки в уголках рта. Она невольно задумалась, сколько он спал этой ночью. Может быть, он провел полночи без сна, пытаясь разрешить дилемму, которую она поставила перед ним своей нежданной беременностью?

— На меня это тоже подействовало.

Она вдруг вспомнила, что, разволновавшись, схватила Джейка за руку и сжала ее с такой силой, что, наверно, сделала ему больно. А потом перехватила умиленный взгляд медсестры. Они с Джейком, должно быть, выглядели счастливой парой.

— Вчера я увидел маленького человека. Крохотного ребенка, который будет расти, станет мальчиком, каким был я, или девочкой, какой была ты. Мы этого не планировали. Мы не хотели…

Элиза подняла руку, давая ему знак замолчать, и тут заметила, как сильно она дрожит.

— Хватит, не говори ничего. Может, ты и не хотел этого… я имею в виду его или ее… Терпеть не могу, когда ребенка называют «это». Но я хотела его или ее. Очень хотела.

— Я знаю, ты хотела ребенка. Знаю, какой трагедией стало для тебя известие о том, что ты бесплодна. Но я действительно не готов был иметь детей. Я бы никогда не решился на это с тобой. И ты это знаешь.

Его слова причиняли боль. Не только потому, что говорили о его отношении к ней, а потому, что ее ребенок стал нежеланным осложнением для собственного отца. По своей воле Элиза ни за что не выбрала бы ему в отцы подобного человека.

— Мать-природа решила иначе, — сказала она. — Можешь мне поверить, я не стала бы сознательно заводить ребенка таким способом.

— Это больше не просто твое или мое дело. — Джейк показал на ее живот. Это касается другого человека, который только начинает свою жизнь. И я за него отвечаю. Этот ребенок заслуживает лучшей жизни, чем можешь дать ему ты.

Что это было, если не прямое оскорбление, нанесенное ей высокомерным миллиардером?

Элиза с трудом заставила себя говорить спокойно и разумно:

— Джейк, может, я не так богата, как ты, но я в состоянии дать своему ребенку более чем достойную жизнь. Так что большое спасибо. Я далеко не нищая.

— Элиза, не надо себя обманывать. Ты не сможешь дать ему ничего даже похожего на то, что смогу дать я.

На лбу Элизы выступила испарина, ей пришлось переплести пальцы, чтобы они перестали дрожать. И не только оттого, что она по-прежнему чувствовала слабость. У нее вдруг возникло ужасное предчувствие, что ей придется биться с ним за собственного ребенка.

Как быстро их отношения обернулись противостоянием… Всего несколько минут назад Джейк сделал ей предложение. Элиза не могла удержаться, чтобы не подумать о том, насколько все было бы иначе, если бы они были едины в понимании ситуации. Она — мать, он — невольный донор спермы, который хотел получить больше, чем имел право.

— У ребенка будет все, что нужно, — отрезала она.

Джейк был так богат. Он мог купить все, что угодно. Что она сможет сделать, если он захочет отобрать у нее ребенка?

— Кроме имени его отца, — возразил он. — Я хочу сделать моего ребенка законнорожденным.

Элиза опешила. Она ждала, что он станет говорить о частных школах, домах, путешествиях, обо всем, что касается материальных благ. Но не о той неосязаемой вещи, которую она действительно не могла дать.

— Так, значит, все из-за этого? — спросила она. — Из-за этого патриархального атрибута?

Джейк издал короткий резкий смешок, которого она никогда не слышала у него прежде.

— Ребенком я прошел через ад из-за того, что был незаконнорожденным. Жизнь мальчика без отца далеко не сахар. — Его губы сжались в прямую линию.

— Джейк, с тех пор прошло тридцать лет. — Элиза старалась говорить как можно мягче. Очевидно, эту тему он воспринимал очень болезненно. — С тех пор нравы изменились.

— Изменились? Неужели? Я сомневаюсь… Я прошел этот путь и испытал не только насмешки со стороны детей, но и презрительное отношение взрослых к моей матери. День отца стал для меня худшим днем в году. Ребята рисовали открытки и делали подарки для своих папочек… А я нет. Я не допущу, чтобы моему сыну пришлось пройти тот путь, который прошел я.

— Неужели тогда это было таким страшным клеймом? — спросила она.

— А ты не знала? Ты же родилась в полной семье. С отцом, который дал тебе свою фамилию. Свою защиту.

Одним из первых ее воспоминаний были большие руки отца, осторожно поднимавшие ее вверх, чтобы в первый раз посадить на лошадь. Как он гордился ее бесстрашием! И что бы ни произошло потом, это навсегда осталось с ней. В дальних уголках ее памяти хранились и другие сцены с отцом и их любимыми лошадьми.

Лицо Джейка исказила такая мрачная гримаса, что оно стало почти отталкивающим.

— Каждый раз, когда мою мать обзывали, я бросался на обидчиков с кулаками. Когда я впервые пришел домой с разбитым носом, мама заплакала. Но вскоре ее слезы иссякли. А потом настал день, когда я стал достаточно большим, чтобы самому разбивать чужие носы.

Элиза вздрогнула от агрессии, исходившей от него, и вместе с тем сердце сжалось от жалости к тому маленькому мальчику.

Зеленые глаза Джейка затуманились печалью.

— И я не хочу, чтобы это выпало на долю моего ребенка.

— А почему ты остался без отца?

— Потому что он был эгоистичной свиньей, отказавшейся меня признавать. Устраивает тебя такой ответ?

Элизу поразила горечь в его голосе. Она представила себе красивого маленького мальчика со светлыми волосами и зелеными глазами, вынужденного терпеть гораздо более сильную боль, чем от разбитого носа. Ей захотелось успокоить его, но она не знала, что можно сказать, чем утешить эту глубоко засевшую боль. В то же время она понимала, что должна сдерживать свои чувства к Джейку. В этой игре она должна быть начеку на случай, если Джейк поведет себя жестко.

Джейк тяжело вздохнул, наверно, даже не осознавая всю глубину страдания, звучавшего в этом вздохе.

Элиза не смогла удержаться и накрыла ладонью его руку:

— Мне так жаль, Джейк.

Тогда в Порт-Дугласе ей безумно хотелось, чтобы Джейк поделился с ней. Открыл ей свою душу. Теперь Элиза ощущала себя брошенной в ее темные глубины. Она тонула в море неизвестной ей боли, разрываясь на части противоречивыми чувствами. А учитывая тошноту и тревожные мысли о том, как устроить свою будущую жизнь с ребенком, она сомневалась, хватит ли у нее сил справиться еще и с этим.