Никки Логан - Афродита из Корал-Бэй

— У вас две команды? — удивленно пробормотала она. Конечно, судно вместительное, но для одного пассажира…

— Рациональнее идти всю ночь. Я покинул офис в семь часов вечера два дня назад и проснулся здесь на следующее утро. То же самое и сегодня. Я отправлюсь до восхода солнца, а вернусь в Перт как раз вовремя, к приходу своего тренера.

Ничего себе. Использовать это потрясающее судно как водное такси…

Капитан Фарроу что-то тихо произнес в головной телефон, потом повернулся к Ричарду:

— Ланч подан, сэр.

— Спасибо, Макс.

На корме их ждал стол с обильным угощением и разнообразными винами. Палубный матрос Дамо вежливо поклонился, взбежал наверх по винтовой лестнице к румпелю, сверкая загорелыми ногами, и исчез.

Первое, что она заметила, — это отсутствие лангуста, вместо него появились кусочки цыпленка. Внимательность со стороны Ричарда ее тронула. Интересно, когда и где он успел дать насчет этого указания. Вероятно, команда катамарана обладает способностью действовать невидимо.

Мила уселась в мягкое кожаное кресло, поджав под себя босые ноги. Порывы ветра налетали из-за задней части катамарана. Она наполнила тарелку аппетитными деликатесами.

— Как давно вы работаете в Департаменте? — спросил Рич, намазывая хлеб паштетом и козьим сыром.

Для ее клиентов не было необычным начинать беседу на личные темы. Необычно то, с какой легкостью она ответила.

— Шесть лет. До восемнадцати я обучала тех, кто хотел плавать с аквалангом, — это в горячий сезон, а не в сезон работала волонтером в заповеднике.

— В то время как большинство тинейджеров упаковывают продукты в магазине или разносят бургеры после школы?

— Здесь по-другому. Постоянная работа есть на ферме, в отелях или в заповеднике. И это все. Конечно, можно уехать.

— Обслуживание… не ваше призвание?

Мила с минуту смотрела в тарелку с едой.

— Если честно, люди — это не мое. Я предпочитаю уединение рифа.

Она — типичный интроверт. Но Рич не стал высказываться по поводу ее коммуникабельности.

— А работа на ферме? Там ведь людей не много.

— Я бы поработала в Уорду, — сказала Мила, — но туда не так просто попасть — желающих хоть отбавляй, а владельцы с каждым годом сокращают артели. Жизнь подальше от города не всем подходит, — сказала Мила, — но имеет свои преимущества.

— Какие же?

— Можно свободно дышать, — ответила она, вспомнив, как ей было тяжело во время единственного и последнего посещения столицы, когда она была подростком. — Распорядок жизни устанавливает земля, а не чей-то план. Все предсказуемо. Предопределено.

Она подцепила на вилку кусочек цыпленка и окунула в острый соус, потом положила в рот и задумчиво начала жевать.

— Некоторые люди назвали бы это скучным… — осторожно произнес Рич.

— Не для меня. В жизни достаточно много разнообразия и без определенной цели.

— И это важно? Почему? — Он сверлил ее взглядом.

Мила глубоко вздохнула — она понимала, что ему любопытно узнать о ее особенных ощущениях.

— Вы спрашиваете о…

— О жизнерадостном лангусте и о самодовольном рифе. Вы, кажется, очень тонко чувствуете то, что вас окружает. Возможно, это связано с культурой ваших предков…

Ей никогда не приходило в голову, что это имеет отношение к народности бейюнгу. Вероятно, потому, что никто с этой стороны семьи не имел такой особенности.

— Это не наследственность, — ответила она. Это — она сама, ее сущность. — Возможно, это наследство с ирландской стороны. Моя бабушка вышла замуж за японского ловца жемчуга, потому что всем остальным, кроме него, она…

Была неудобной. Не вызывала симпатий. Еще много разных «не», которые появились и в ее жизни, — со всем этим Мила смирилась.

— Она казалась странной, — закончила Мила.

Но не дедушке Харо с его добрым, щедрым сердцем. Японец, живущий в австралийском захолустье в послевоенные годы, много чего знал о том, что такое быть изгоем.

Рич отложил вилку и молча ждал.

— У меня синестезия, — вырвалось у нее. — Поэтому я слышу свои ощущения. Я слышу вкус и запах. Некоторые вещи… они как личности.

Он продолжал молча смотреть на нее.

— Все мои нервные клетки переплетаются, — попыталась прояснить Мила. Хотя и это полностью не объясняет ее состояния.

— Значит… — Рич выглядел совершенно пораженным, — лангуст, как вы его видите, личность?

— Да. Что-то вроде самовлюбленного человека.

— И все лангусты такие?

— Нет. Только тот, что у вас в холодильнике. — Мила засмеялась. Она всегда смехом преуменьшала свое состояние, чтобы не ставить других в неловкое положение.

Он нагнулся к ней и спросил:

— А риф?

— Самодовольный. Но это не назовешь неприятным самодовольством. Небо, с другой стороны, тщеславное. Облака честолюбивы. — Она огляделась, словно ища в окружающих вещах вдохновения. — Ваш холодильник загадочен.

Рич заморгал:

— Вам не нравится небо?

— Я не люблю стремления к славе. Но я не выбираю того, что чувствую. Просто… это есть.

Он так долго и пристально смотрел на нее, что Миле сделалось неловко. Наконец нижняя губа у него дрогнула, и он произнес:

— Да, в небе чувствуется некоторое тщеславие. Вся эта бескрайняя синева…

Сладкая вата на мгновение окутала Милу и растворилась в воздухе, улетев с судна. Он, по крайней мере, относится спокойно к ее необычности. Такое бывало не всегда, когда она признавалась людям в своей необыкновенной способности воспринимать окружающий мир.

— А как насчет катамарана? — помолчав, спросил он. — Ничего интересного?

Она поджала губы и опустила глаза.

— Рич, я не аттракцион.

— Простите. Нет, конечно. Я всего лишь хочу свыкнуться с этой вашей особенностью. Я никогда не встречал…

— Человека с синестезией?

Он прикусил губу и наморщил лоб.

— Все это звучит как научная фантастика.

— Братья называют это моей «сверхсилой». — Она не чувствует себя сильной. Иногда совсем наоборот. — Я до одиннадцати лет даже не знала, что другие люди видят мир не так, как я.

Рич наполнил их бокалы.

— Вы говорили о сверхчувствительности? Вы поэтому так напряглись, здороваясь со мной за руку?

Милу бросило в жар. Он, выходит, заметил? А вдруг заметил ее другие реакции на него?

Неловкость росла.

— Кого-то нового я могу воспринимать спокойно, а кого-то нет. — Она не собирается за это извиняться.

Рич внимательно посмотрел на нее.

— Это, должно быть, нелегко.

Спина у нее моментально выпрямилась. Она очень хотела, чтобы к ней относились как к нормальному человеку, но еще сильнее — чтобы ее не жалели. Мила сделала большой глоток вина.

— Мои вопросы вас расстроили?

— Я не… Я не говорю об этом с незнакомыми людьми. Только когда хорошо знаю человека. Людям обычно либо любопытно, либо они не верят. Никто ни разу не сказал, пожав плечами: «Оʼкей. Хочешь еще сэндвич?»