Анжела Биссел - Моя судьба в твоих руках

Эмили почувствовала холодок в его голосе.

— Но это мое тело, — возразила она. — И мне выбирать, кто должен оказывать мне помощь.

— А когда ты собиралась решить?

— Вскоре.

— Ну, вот и хорошо, теперь больше ничего не нужно решать, я тебе помог.

— Нет, ты не помог, а вмешался и взял все в свои руки, словно… — Эмили раздраженно закусила губу.

— Словно я отец ребенка?

Воцарилось молчание — Эмили ничего не могла возразить. Но, черт возьми, разве нельзя ей немного поразмыслить — ведь в голове не укладывается, что она беременна. Да и, в конце концов, ее состояние предполагает неспособность мыслить здраво.

— Я не пойду, — упрямо сказала она.

— Нет, пойдешь.

— Нет.

— Ты ведешь себя, как ребенок.

— И что ты со мной сделаешь? — спросила девушка, украдкой посмотрев на Рамона. — Отшлепаешь?

Рамон молниеносным движением перевернулся, и, прежде чем Эмили успела понять, что происходит, она уже лежала на животе, а его огромная рука удерживала ее на кровати. Ощущая себя абсолютно беспомощной с обнаженными ягодицами, она повернула голову.

— Не смей!

Ответом ей стала его улыбка — улыбка дьявола-искусителя. Он не отшлепал ее, а принялся гладить по внутренней стороне бедра. Потом последовали ласки — сначала с помощью пальцев, потом языка, — и вот уже Эмили умоляла его не останавливаться и обещала сделать все, что угодно.

Когда все закончилось, Эмили, снова прижавшись щекой к мускулистой груди Рамона и обняв его, спросила:

— Какого врача ты выбрал?

Услышав имя, она округлила глаза. Рамон выбрал одного из самых известных специалистов — его Эмили вычеркнула из списка, потому что он брал непомерно большие деньги и записываться к нему требовалось за месяц вперед. Что ж, когда отец твоего ребенка — миллиардер, в этом что-то есть.

Эмили перевела взгляд на тумбочку — в глаза бросилась цепочка с жемчужинкой, которую она, ложась спать, сняла. Это было единственным, что осталось от матери. Странно, но украшение дочери передал отец — оставил на столике в ее спальне в доме деда накануне шестнадцатилетия Эмили. Внутри она нашла записку — три простых предложения, написанные неразборчивым почерком: «Это принадлежало твоей матери. Она бы хотела, чтобы цепочка стала твоей. С днем рождения, Максвелл ». Даже не «папа» — просто «Максвелл». Говорят, нельзя грустить о чем-то, чего у тебя никогда не было, но Эмили знала, что это не так. Она, не зная матери, отчаянно тосковала по ней всю жизнь. Когда девочке было десять, миссис Торн, в одном из редких приступов нежности, подарила ей две фотографии матери, и Эмили хранила их, подолгу разглядывала и желала хоть что-нибудь узнать об этой даме с буйными светлыми кудрями и милой улыбкой. Но миссис Торн ответила, что не знала Катрин, и посоветовала спросить отца. Эмили набиралась смелости целых полгода и, когда Максвелл снова показался в доме деда, все же подняла тему. Однако отец лишь отмахнулся.

Закрыв глаза, Эмили слушала удары сердца Рамона — сильные и могучие, как и сам он. Как она могла проводить параллели между ним и отцом? Они были абсолютно разными. Если бы с мамой рядом был такой мужчина, как Рамон, окруживший ее заботой, выжила бы она? Эмили знала, что никогда не узнает правды и не сумеет изменить то, что случилось. Но в ее силах сделать все, чтобы ее ребенок рос с матерью.

— Я пойду во вторник на прием, — произнесла она тихо, и Рамон поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, моя дорогая.

Мистер Линдсей, врач-гинеколог, оказался вежливым, тактичным человеком, и Эмили немедленно почувствовала к нему расположение, несмотря на нервное возбуждение. Казалось, что, как будущая мама, она должна испытывать радостное волнение, однако на деле ею овладела тревога, с которой было трудно справиться.

Мистер Линдсей, улыбнувшись, спросил:

— Как полагаете, когда произошло зачатие?

Эмили почувствовала, как щеки ее вспыхнули румянцем. Неужели кто-то может ответить с уверенностью на подобный вопрос? Или врач с одного взгляда угадал, что речь идет о мимолетной интрижке? Однако не успела она ответить, как Рамон назвал число и добавил:

— Мы полагаем, это произошло примерно в тот день. — Взглянув на девушку, он тепло ей улыбнулся. — Сложно сказать наверняка, да, дорогая?

Эмили кивнула, улыбнулась и бросила благодарный взгляд на Рамона. Как хорошо все-таки, что он пошел с ней, несмотря на то что утром она протестовала против его присутствия. Совершенно бесполезно, разумеется: ничто не могло поколебать его решимости.

Мистер Линдсей произвел какие-то расчеты и назвал примерную дату появления малыша на свет. У Эмили перехватило дыхание. Чуть больше тридцати недель — с каждой секундой происходящее казалось все более реальным. И пугающим.

Врач принялся задавать ей вопросы. Эмили, собрав волю в кулак, попыталась сконцентрироваться. Вскоре голова ее кружилась от обилия рекомендаций: лекарства, добавки, различные симптомы…

— Были ли у вас в семье выкидыши или осложнения во время беременности?

Эмили замерла: она ожидала этого вопроса, но внезапно поняла, что не может на него ответить. Холодок пробежал по коже — время шло, и молчание становилось неловким. Рамон, наклонившись, взял ее руку в свою и успокаивающе пожал. Эмили, глядя на их сплетенные руки, глубоко вздохнула.

— Моя мама умерла во время родов, — произнесла она.

Мистер Линдсей поднял глаза от записей.

— Производя на свет вас?

— Да.

— Мне очень жаль, — произнес он. — Вы знаете какие-нибудь подробности?

— Не особенно. Думаю, это был сильный токсикоз.

Что-то записав, врач положил ручку и сложил ладони на столе. Внимательно глядя на пациентку, он произнес:

— Эмили, я понимаю, вы, должно быть, испытываете страх. Это абсолютно нормально. Но я хочу заверить вас обоих, — он посмотрел на Рамона, затем на Эмили, — что вы будете под внимательным наблюдением все это время. Мы примем необходимые меры, чтобы предотвратить возможные осложнения, будем проверять вас чаще, чем обычно требуется, сдадим анализы, будем наблюдать за вашим давлением. — Он улыбнулся. — Сегодня проведем ультразвуковое обследование и осмотр. Но вы не увидите чего-то экстраординарного. Определить пол ребенка можно будет только недель через шесть.

— О! — выдохнула Эмили, бросая взгляд на Рамона.

Хочет ли она узнать пол ребенка? Ей все равно, кого любить, и строчка в завещании деда не изменит ее решения. Гордон Ройс, очевидно, был дураком, написав ее. Если будет мальчик, Эмили не возьмет денег — пожертвует их в пользу благотворительности. А что думает Рамон?

— Я думаю, что мне все равно, — сказала она. — Я имею в виду… что предпочту сюрприз.

Врач пожал плечами: