Анжела Биссел - Моя судьба в твоих руках

— Как пожелаете.

Спустя полчаса первый визит к врачу был позади. Рамон ждал в специальной комнате, пока Эмили делали ультразвук и обследовали ее. Выйдя из кабинета, она улыбнулась ему: что-то в их отношениях сегодня изменилось, и они больше не казались временными и хрупкими. Теперь ей казалось, что и с ребенком у нее получится наладить связь. Она станет хорошей матерью, и малыш будет ее любить.

Они вышли на залитую теплым осенним солнцем улицу. Рамон держал Эмили за руку. Ожидая водителя, Эмили украдкой бросила взгляд на своего спутника и его точеные совершенные черты лица — сердце ее подпрыгнуло в груди. Она открыла было рот, чтобы поблагодарить его, сказать, как важна сегодня была его поддержка, но ее ослепила яркая вспышка камеры.

— Мистер де ла Вега! Кто эта леди? Она что, беременна? А ребенок ваш?

Подкравшийся корреспондент сыпал вопросами, беспрестанно щелкая затвором камеры. Рамон, выругавшись, повернул к себе Эмили и прижал ее к своему плечу, закрыв лицо.

— Когда родится ребенок?

Тут подъехала машина, и они укатили. Сидя в салоне, Эмили чувствовала, как колотится сердце. Она робко взглянула на Рамона, и выражение его лица ее напугало. Он был похож на грозовую тучу.

— Ты, конечно, женишься на ней? — вопрошал Ксавьер.

Рамон стиснул зубы. Если бы можно было задушить брата, он бы это сделал, но они разговаривали по телефону. И почему для Ксавьера не бывает промежуточных оттенков, мир видится ему исключительно в черных и белых тонах: есть истина и ложь, добро и зло. И сейчас он явно склоняет его на сторону добродетели.

— Я приму это решение, когда буду готов.

В трубке послышалось молчание.

— Ты собираешься взять на себя ответственность за ребенка?

Рамон стиснул зубы сильнее. Брат, должно быть, считает его последним подонком.

— Конечно, — бросил он.

Сжав руку в кулак, он окинул офис Максвелла Ройса рассеянным взглядом. Совсем недавно он сделал его своим — так, может, стоит заявить свои права и на его дочь? Эта идея уже не раз приходила ему в голову.

— Мама и папа очень расстроились, узнав обо всем из газеты.

В голосе Ксавьера послышалось осуждение.

— Почему ты нам ничего не сказал? — требовательно спросил брат.

— Мы еще никому не говорили. Слишком рано. Беременность подтвердилась только на прошлой неделе.

— Ты не подумал о том, что фотографии всплывут?

Рамон помолчал. Он надеялся, что снимки вызовут небольшую суматоху, и уж точно не ожидал, что они доберутся до Испании. Однако чуть ли не каждая газета сочла своим долгом опубликовать фото его и Эмили, стоящих около клиники. Кто-то поместил в статью снимок, сделанный в «Сапфире» семь недель назад.

— Это получилось неудачно, — вымолвил он наконец.

Ксавьер тяжело вздохнул.

— Мне только что звонил Гектор. Он опять вскочил на своего конька, твердит, что у членов совета директоров может возникнуть беспокойство относительно негативной реакции прессы — особенно это касается приверженцев консервативных взглядов.

— Скажи Гектору, чтоб он шел…

— Я сказал.

Рамон откинулся на спинку кресла. Вот этого он не ожидал: его братец, мастер дипломатии и хладнокровных размышлений, послал Гектора? О, он бы многое отдал, чтобы это увидеть.

— Но он прав, — устало заметил Ксавьер. — Отзывы прессы могут нанести урон бизнесу и семье. — Он помолчал. — Женись на ней, Рамон, сделай правильный выбор. Мама и папа ожидают от тебя именно этого. Так не разочаровывай их, не бросай тень на наше имя.

«Снова», — закончил про себя Рамон.

— Я сделала вам чаю, — произнесла Марша, внося дымящуюся чашку и ставя ее на стол Эмили. — Имбирный, он поможет от плохого самочувствия.

Эмили благодарно улыбнулась:

— Спасибо.

— Могу ли я помочь чем-то еще?

— Нет, спасибо, ты и так сделала много. Были ли еще звонки?

На милом личике Марши появилась гримаска.

— Эти журналисты просто грязные твари, — отметила она. — Честно, они меня спрашивали… — Она умолкла, увидев, как Эмили опустила глаза. — Но не стоит о них беспокоиться, — поспешно добавила девушка. — Они не услышат от меня ничего, кроме слов «без комментариев».

Эмили вновь благодарно кивнула. Как хорошо, что у нее есть такая помощница. Эти трое суток непрерывной шумихи в прессе здорово потрепали всех, и даже Марша, казалось, начинала терять терпение.

Девушка ушла, и Эмили уронила голову на руки, чувствуя себя абсолютно подавленной. Она не так представляла себе свое откровение миру. Ситуация была унизительной, и страшно было даже подумать, как это отразится на репутации клуба. Так часто ей приходилось замалчивать выходки Максвелла, ругая его при этом за безответственность и безрассудство, но ни разу в голову не пришла мысль о том, что однажды и она сама станет главной темой пересудов.

Что ж, они с Рамоном хотя бы не украсили первую страницу, хотя форумы Интернета буквально не умолкали. Устав бороться с любопытством, Эмили открыла одну из статей — и тут же пожалела о своем поступке. На фото были запечатлены они с Рамоном, стоящие у клиники. Папарацци сумел снять их в тот момент, когда она посмотрела на спутника, и выражение ее лица — о ужас. Эмили хотелось спрятаться ото всех. На фото она была безоглядно, открыто влюблена. Как странно — да, они с Рамоном спали вместе, но она его не любила. Да и как это было возможно? Она не знает о любви ничего.

— Эмили, — послышался голос.

Вскинув голову, Эмили ощутила предательские мурашки, ползущие по спине. Может, она и равнодушна к Рамону, однако его глубокий, низкий голос вызывал у нее совершенно неоднозначную реакцию.

— Эмили? — повторил Рамон с порога.

— Что?

— Я спросил, в порядке ли ты.

— Конечно, — солгала она.

— Тебе еще долго работать?

Эмили посмотрела невидящими глазами на отчет на столе. Целый час она лишь сидела перед ним, не в силах начать работать. Взглянув на часы, она увидела, что уже четыре.

— Еще немного, — сказала она.

— Заканчивай и поехали со мной.

В голосе его послышалась повелительная нотка, и Эмили нахмурилась:

— Куда?

— Сюрприз.

— Ты знаешь, я их не люблю.

Его улыбка растопила ее сомнения и сделала сопротивление бесполезным.

— Не смеши меня, — ответил он.

Час спустя Эмили стояла в огромной гостиной, расположенной на первом этаже красивого особняка девятнадцатого века в Челси.

— Что думаешь?

Девушка медленно повернулась к Рамону. Он стоял перед огромным окном, выходящим в сад, и его каштановые волосы блестели в лучах вечернего солнца. Расстегнув пиджак и расслабив узел галстука, он небрежно сунул руки в карманы брюк. Однако Эмили чувствовала за этой показной расслабленностью напряжение. Подняв голову, она увидела лепной потолок и изящный стеклянный светильник.