Джорджетт Хейер - Случай на Батской дороге

Он спросил в гостинице “Георг” у хозяина утомлённым голосом:

– Не могли бы вы мне сказать, зачем я еду в Бат?

Он явно ожидал ответа, стоя в гостиничном дворе с бокалом нантского бренди в одной руке и приоткрытой табакеркой в другой. Его спокойные брови были вопросительно приподняты, лицо выражало недоуменную скуку.

Трактирщик предположил, что его светлость едет в Бат на сезон.

– В Бат на сезон, – повторил граф. – Благодарю вас; должно быть это так. Интересно, не лучше ли мне направиться обратно в город?

Трактирщик, полагая, что такие странноватые прихоти – следствие подавленного настроения, бодро заговорил о перемене обстановки и окружения. Его светлость допил остаток своего бренди и вернул бокал с золотой монетой на дне.

– Увы, мой добрый малый, никакой перемены не будет, только лишь вечное однообразие, – сказал он, двинувшись к своей карете.

"Такой знатный, такой богатый и такой скучающий!" – подумал трактирщик. Можно было бы посчитать, что если вы граф Ревлей, с его богатством, красивой внешностью и способностью устроить любую потеху, какую придумаете, то скука должна быть чем-то неведомым. Жаль, рассуждал трактирщик, что его светлость не найдёт жену и не остепенится.

Лорд Ревлей, откинувшись на синюю бархатную спинку сиденья своей кареты и полузакрыв глаза, был на пути в Бат и не мог представить зачем.

Пить лечебные воды? Определённо нет. Тогда прогуливаться по бювету; отдавать утренние визиты; посещать балы; рискнуть состоянием за игорным столом? Он вообразил это и кривовато улыбнулся собственной глупости и пожелал себе найти какое-то новое занятие или вернуть своё юношеское воодушевление, свою способность радоваться, свой… ах да! свой интерес к жизни.

Он раскрыл глаза и посмотрел на вересковую пустошь Хаунслоу, через которую к этому времени карета держала свой путь.

Осенняя пустошь в три часа пополудни была пристанищем только чибисов и бекаса, и единственным предметом интереса, казалось, было достаточно обычное зрелище – застрявшая на дороге карета с отскочившим колесом.

Его светлости хорошо было видно всё это через окно в дверце напротив. Карета, очевидно наёмная, пьяно завалилась на обочину дороги, тогда как одинокий почтальон, сняв со своей пары лошадей оглобли, стоял невдалеке от пассажира – молодого джентльмена в дурно сидящем костюме.

Молодой джентльмен на дороге поднял глаза, когда к нему подъехала карета его светлости. Было видно, что это очень юный джентльмен: едва ли не только что из школы, заключил его светлость. Он выглядел разгорячённым и безутешным и – да, решил его светлость, лениво глядя вниз на вскинутое лицо, – странно подозрительным.

Граф открыл дверцу кареты и сказал своим приятным томным голосом:

– Какое несчастье! Прошу вас, считайте, что я целиком к вашим услугам.

Молодой джентльмен дёрнул плечом, отвечая довольно нелюбезно:

– Благодарю вас. Пустяк – сломанная колёсная чека.

Граф, казалось, был слегка позабавлен таким неприязненным обращением. Он сказал:

– Да, понимаю. Вы намерены оставаться рядом со своей каретой неизвестно сколько времени или хотите, чтобы я подвёз вас хотя бы до следующей станции?

Молодой джентльмен покраснел.

– Вы очень добры, сэр, – хрипло сказал он. Тревожный хмурый взгляд омрачил его чело. Внезапно он выпалил: – Задержка губительна для меня! Я должен добраться до Бата!

Казалось, он колебался мгновение-другое, но после отчаянного взгляда на свою завалившуюся карету и весьма изучающего взгляда на графа пробормотал, что очень обязан, и забрался в чужой экипаж.

Подозрение, что юноша мог сбежать из школы, пришло графу на ум, но было отогнано следующими словами, произнесёнными несколько сбивчиво:

– Смею сказать, сэр, вы думаете, что это очень странно, но моё присутствие... срочно требуется в Бате.

Граф поинтересовался с блеском в глазах:

– Возможно ли, что я содействую бегству?

– Ну... нет, сэр, не совсем бегству, – ответил молодой джентльмен, зарумянившись.

Граф склонил голову и заметил:

– Вы, несомненно, сумеете нанять другую карету в Лонгфорде или Колнбруке.

– Да, но… – молодой человек замолк, причём его щёки ещё больше покраснели, и отвернулся, чтобы выглянуть в боковое окно. – Да, конечно, – сказал он.

– Не сомневаюсь, что это можно легко устроить, – сказал граф. – Кстати, моё имя Ревлей.

– Ревлей, – повторил юноша, чтобы запомнить.

Было очевидно, что это имя ничего ему не говорило. Граф, привыкший видеть, что оно действует в его мире как своего рода талисман, был позабавлен.

– Да, Ревлей, – сказал он. – Могу ли я иметь честь узнать ваше имя?

Юноша вздрогнул.

– О да, конечно! – ответил он. – Э-э… Браун. Питер Браун.

Граф воспринял это довольно неубедительное сообщение с невозмутимой вежливостью.

Вскоре добрались до крэнфордского моста, и Питер Браун, завидев мильный камень, обнаружил, что находится в двух милях от Лонгфорда. Он пожелал, чтобы его высадили там на почте, но граф, весьма расположенный развеять скуку своего путешествия, разгадывая тайну, которая окружала его спутника, внёс предложение, чтобы тот оставался в карете до Колнбрука, а там пообедал.

– Вы очень добры, сэр. Безусловно, четвёрка лошадей должна преодолеть это расстояние в два раза быстрее, чем пара.

Граф согласился с этим, его серьёзность была слегка подпорчена насмешливым проблеском в глазах, который не ускользнул от его молодого спутника. После короткой паузы Питер Браун сказал смущённым голосом:

– Смею сказать, вы должны посчитать моё желание не терять времени странным.

– Уверен, – отвечал граф, – что вы расскажете мне всё за обедом.

Питер Браун бросил на него несколько настороженный взгляд и ничего не сказал.

Тем временем они добрались до деревни Колнбрук и двигались, сбавляя скорость, по узкой главной улице. Карета подъехала к “Георгу”.

Пока граф выбирал блюда, которые можно было подать побыстрее, юный мистер Браун снял дорожный плащ и пригладил свои русые волосы. Над камином висело зеркало. Мистер Браун довольно встревоженно осмотрел себя в нём и попытался поправить узел галстука.

Трактирщик между тем поставил бутылку хереса и рюмки. Питер Браун разделался с хересом двумя решительными глотками и спросил графа, считает ли он, что можно нанять карету на этом постоялом дворе.

Граф посмотрел на него поверх своей рюмки и выпил, прежде чем ответить. Затем предложил:

– Не хотите ли вместо этого занять место в моей карете?

На лице Питера Брауна проявились разнообразные эмоции: проблеск нетерпения, выражение облегчения, мимолётное подозрение, неуверенность. Он выпалил: