Майя Блейк - Прекрасная натурщица

– И кто из нас сварливый?

– Ты не ответил на мои вопросы.

Он минуту разглядывал ее поджатые губы, потом начал спускаться по лестнице.

Идя следом за Рамоном, она не могла не смотреть на красивые мускулы его спины и слегка взъерошенные волосы на голове. Один из реставраторов выходил из коридора, когда они спустились на первый этаж. Рамон передал ему картину, что-то быстро сказал по-испански и удостоился нескольких быстрых и услужливых поклонов. Потом он повернулся к Зуки лицом:

– Пошли.

– Куда? И что ты сказал реставратору? – спросила она.

Он повернулся в сторону главного салона, и Зуки направилась за ним.

– Я предположил, что, возможно, им следует реже ходить на кухню, чтобы наслаждаться кулинарными навыками нашей экономки, и тщательнее следить, чтобы ты не перетаскивала антиквариат. Он был достаточно любезен, чтобы со мной согласиться.

– Рамон!

Он остановился и повернулся к ней лицом. И она заметила, что, несмотря на небрежный тон, он сильно раздосадован.

– Мы заключили сделку, дорогая. И я надеялся, что нам не придется вести подобные разговоры.

– Ты преувеличиваешь.

Он подошел ближе, вторгаясь в ее личное пространство.

– Разве? – тихо спросил он, осмотрел ее лицо и уставился на ее губы.

– Да, ты преувеличиваешь, – сказала она и откашлялась. – Но я надеюсь, реставраторы закончат работу к концу недели и больше не будут тебя раздражать.

Он не сводил глаз с ее рта.

– Ладно. И тогда мне не придется рвать на себе волосы от злости.

Она посмотрела на копну его взъерошенных волос.

– Теперь, когда твоя грива спасена, не мог бы ты надеть рубашку? – спросила она, надеясь, что в ее тоне слышится мольба, а не раздражение.

Уставившись на нее в упор зелеными глазами, он тихо, радостно и чувственно рассмеялся. Его смех продолжался всего несколько секунд, но каждая клеточка ее тела насторожилась от этого невероятного звука.

– Если ты обещаешь не носить тяжелые вещи, я подумаю над твоей просьбой, – ответил он.

– Отлично. Я обещаю.

Он пробормотал что-то по-испански себе под нос и снова зашагал по коридору. Когда они добрались до салона, он открыл Зуки дверь. Эта залитая солнцем комната всегда ее успокаивала. Она прошлась по салону, прикасаясь пальцами к бесценной антикварной мебели с богатой историей.

Рамон остался у входа в салон, прислонившись к дверному проему. Он изучал Зуки. Когда его разглядывание стало слишком настойчивым, она убрала руку с бронзового бюста, который рассматривала.

– Почему ты так смотришь на меня? – спросила она.

– Я начал работать над первым экспонатом, который Луис попросил меня сделать для тебя, – произнес он торжественным тоном, и ее сердце замерло.

– Ты снова вернулся к скульптуре и живописи?

Его лицо было непроницаемым.

– Кажется, да.

Зуки хотелось спросить, как, когда и почему это произошло, но она очень боялась услышать ответ.

– Я могу узнать, что ты делаешь?

– Это скульптура. Но я еще не решил, какой она будет. У меня есть несколько идей. Но мне необходима натурщица. Я предпочел бы тебя.

Она была шокирована.

– Меня?

– Да. И не ищи отговорки.

Она вздрогнула.

– Я их не ищу. Я просто хотела спросить, уверен ли ты в своем выборе.

Он пожал плечами:

– Я пытался ваять с нескольких неодушевленных предметов. Это не работает. Ты самый удобный живой экспонат.

– Хм, что-то я не чувствую себя особенной, – пробормотала она.

Рамон одарил ее тяжелым и мрачным взглядом.

– Ты была особенной для него. Я должен был иметь тебя в виду с самого начала. Ты сделаешь, как я прошу? – хрипло сказал он.

Она не могла отказать Рамону в память о своем лучшем друге.

– Да, конечно.

Он махнул рукой:

– Хорошо. Приступаем.

Она посмотрела на белую хлопчатобумажную тунику с короткими рукавами, которую поспешно надела сегодня утром, чтобы встретиться с реставраторами. Под ней было канареечно-желтое бикини, ставшее ее любимым купальником.

– Мне надо переодеться?

Он долго разглядывал ее, начиная с распущенных волос и заканчивая сандалиями на ногах.

– Нет, все в порядке. Оставайся, как есть.

Они покинули виллу по редко используемому коридору в задней части дома. Как и везде на вилле, извилистая каменная дорожка, пересекающая задний двор и ведущая к кирпично-стеклянной студии Рамона, была безукоризненной. Рамон набрал код, и прочные двойные двери открылись.

Зуки думала, что в студии Рамона будет царить хаос. Но он убрал последствия своего недавнего приступа ярости. По обе стороны от беленых стен находились высокие и низкие объекты, закрытые черной тканью. А на длинной скамье были аккуратно расставлены горшки с красками и кистями. Пол под ногами тоже был девственно-белым, а свет, проникающий в окна, делал пространство почти нереальным.

Повсюду был порядок и размеренность.

Повсюду, кроме возвышения в дальнем углу студии и черного кресла, служившего наблюдательным пунктом. На полу рядом с креслом стояла наполовину пустая бутылка темного рома и хрустальный бокал.

Зуки посмотрела вверх и округлила глаза, проходя вперед, чтобы лучше разглядеть нетронутую плиту черного гранита, подвешенную к потолку. На фоне белых стен и пола платформа и мрамор, из которого предстояло сделать ошеломляющую скульптуру, действовали на Зуки как снотворное. Она остановились позади стула, не в силах отвести от мрамора глаз.

– Зуки?

Резко вздохнув, она повернулась к нему лицом:

– Да?

– Ты в порядке?

Она быстро кивнула:

– Да. Зачем ты все здесь закрыл тканью?

– Я не люблю отвлекаться, когда работаю.

Отвлекаться или провоцировать воспоминания?

Внезапно Зуки подумала о том, как Рамон познакомился со Светланой. По словам Луиса, Рамон увидел ее на подиуме в Милане и был настолько поражен ею, что предложил нарисовать ее. Через несколько дней они стали любовниками. А еще через месяц Рамон попросил ее выйти за него замуж.

От ревности в жилах Зуки забурлила кровь.

– У тебя есть другая студия? – не сдержавшись, выпалила она.

Ее неожиданный вопрос заставил его нахмуриться.

– Нет, это моя единственная студия. А что?

Значит, он приводил Светлану сюда. Именно здесь он рисовал ее и ваял с нее скульптуры. Зуки покачала головой, сглотнув обиду.

– Мне просто интересно.

Он продолжал смотреть на нее с нескрываемым восхищением. Не выдержав, она отвернулась и подошла к лестнице, ведущей на возвышение. На этот раз шум в ушах был громче биения ее сердца. И она не слышала, когда Рамон обратился к ней.

– Прости, что ты сказал?

Он стоял у края подиума и, прищурившись, смотрел на Зуки.

– Сними платье.

У нее душа ушла в пятки.

– Что?

– Платье, Зуки. Сними его. И ложись туда. – Он кивнул на предмет у нее за спиной.