Алексей Борисов - Клонированная любовь: Как две капли

— Ты ведь не очень сердишься на меня, да? В конце концов, что тут такого?

— В чем? — прикидываюсь я несмышленышем.

— Ну, мне показалось, что ты на меня обиделся… Вот скажи, если бы тебе двадцать лет назад попал в руки ключ от пустой квартиры, ты ведь не упустил бы шанс привести девочку?

— Гм, — у меня неожиданно начинает першить в горле. — В наше время все было не так просто. — Не признаваться же этой девчонке, что у меня в мои двадцать лет не было девушки, по крайней мере в том смысле, в котором это принято понимать сейчас! — И все-таки, Ирина, не забывай, что я был парнем…

— Ну и что, что парнем! — перекрикивает она из ванной шум стиральной машины. — Вечно этот мужской шовинизм! Будто девушка не может получать от секса удовольствия большего, чем мужчина!

— А раз может, — совсем слабо бормочу я, — значит, по твоей логике, никакой разницы между полами быть не должно? Девушки могут вести себя так же, как парни?

— О господдя! Из вашего поколения никакие ветры застой не выветрят! — Она вновь возникает на пороге комнаты, но через дверной проем я успеваю заметить, как в прихожей она на ходу вытряхнула из своей сумочки скомканную простыню — ту самую! — и бросила ее в стиральную машинку.

— Хотя бы так! А ты подумай, что скажет мне твоя мать, если узнает!

— Что моя мать? Моя мать, если хочешь знать, выскочила замуж перед третьим курсом. — Она размашисто утирает со лба пот, поправляет пряди волос. — А мне скоро уже двадцать два будет!

У меня что-то просело в груди. Значит, Оля-Вера-Галя все-таки вышла замуж. Прикрыла свой грех. Мой грех! Все сходится! Мы тогда кончали второй курс, в июне я ушел в армию, а ей пришлось выйти замуж. Перед третьим курсом. Пока еще не было видно очевидных признаков. Или видно уже было?

И поэтому вот теперь, двадцать лет спустя, все мои шансы на благополучную семейную старость благополучно идут ко дну: сумбурно выстроенный моей фантазией матримониальный корабль зияет огромной пробоиной. Из доверчиво распахнутых иллюминаторов вырываются предсмертные пузыри воздуха, фистула парового свистка издает прощальный писк…

Наверное, что-то отразилось на моем лице. Во всяком случае, Ирина подскочила ко мне, схватила за руку:

— Да ты что? У тебя — сердце?

— Нет-нет, так, ерунда какая-то. И за кого же она вышла замуж?

— Как — за кого? За моего отца, за кого же! — Ирина с недоумением уставилась на меня. — Ну, учились они вместе…

— Да, да, вот как оно бывает. И как же ее зовут? — пыхтел я, и девушка с нарастающей подозрительностью следила за мной.

— Кого?

— Твою маму.

— Галина Даниловна. — Значит, ее звали Галей! Что ж, теперь хотя бы буду знать. — Да с чего это мы вдруг о моих родителях? Слушай, ты сам-то как без женщины обходишься? Не семьдесят же тебе, в конце концов, лет! Серьезно? Давай я тебя познакомлю с одной маминой подругой. Тридцать восемь лет, разведена, кассир в банке, своя квартира, сын кончает школу, бюст — второй размер, минимум целлюлита!

— Ира, я тебе в отцы гожусь…

— Ну и что, что в отцы! Тебе же всего сорок с хвостиком! В твои годы наши киноартисты мальчиков в фильмах играют и на студентках женятся! А ты…

— Ты слишком молода, чтобы говорить о таких вещах…

— Почему молода? Ваше поколение вечно так! Знаю я вас! Как гены месить, так вам и первокурсницы вполне трахабельны, а как слово сказать, так сразу «молодо-зелено». Вон у нас один препод — каждые шесть лет женится на девчонке со второго курса. На первом — подбирает, на втором — женится. И ей хорошо — учиться беспроблемно, и ему неплохо. Как она универ кончает, разводятся. А ты — «молода»!

К счастью, Ирина убежала к стиральной машине, и я смог перевести дух. Пустота и какое-то отупение постепенно заполняли меня. Все рухнуло — надежды, расчеты, все хрупкие соломинки, за которые я пытался уцепиться. Ее звали Галей, и она вышла замуж. У нее — семья. Может, действительно принять предложение? Грудь второй размер, минимум целлюлита — заманчиво! И, главное, как все просто! Никаких мук, метаний, многочасовых дежурств у дверей и подъездов! Познакомят! Сведут!

— Слушай, я же знаю, что ты не того, — продолжает кричать из ванной Ирина так громко, что, наверное, слышно у соседей. — Не голубой! Я же вижу, как ты на мои ноги смотришь!

— Ирина, как не совестно!

— А почему должно быть совестно? Нормальное явление! — Ира вновь возникает из ванной, встряхивая руками мокрую простыню. — У меня — красивые ноги, — с экспозиционным поднятием бедра ставит ступню на табуретку, рассматривает мокрое полотнище на свет, словно невзначай покачивая коленом в метре от моего лица, и я почти с ужасом замечаю, что мои глаза, как маятники, загипнотизированно следуют за движением этой по-девичьи узкой, безукоризненно обтянутой шерстяной материей коленки. — Ну, так что? Знакомить? Или… Чего такого я не могу понять?

— Что любви по знакомству не бывает…

Она даже немного растерялась. Потом хмыкнула:

— Может, и верно. Так я ведь и не про любовь… Как съездил-то?

— Нормально.

— Какой-нибудь симпозиум по методологии преподавания природоведения ученикам третьего класса?

— Почти. Конференция по экологии полярных морей.

— А ты-то как в такой теме оказался?

— Совершенно случайно. Лет двадцать назад сел в электричку на Уренгой, а обратного билета в кассе не оказалось.

— Ну и?

— Ну и ничего! Приходится теперь вот по всяким конференциям и семинарам мотаться, на пенсии покоя не дают, да ты вот еще предлагаешь жениться на кассирше с минимумом целлюлита. — Потом я еще долго не мог понять, смеется она надо мной или нет, с недоверием выспрашивая, правда ли, что я по полгода жил сам-пять с лайками на метеорологической станции и плавал на настоящем атомном ледоколе.

— И в водолазном скафандре нырял при минус тридцати? — восклицала она, рассматривая фотографии.

— Это на воздухе минус тридцать. В воде значительно теплее.

— А я-то все думала, откуда у тебя столько ракушек! Так это все правда?

— Что — правда?

— И нерпу ел?

— Ел, ел! — ворчливо подтверждал я.

— Ну, и как она?

— Да никак!

— А с виду… — она критически озирает мою физиономию, — да, видуха у тебя, честно говоря, совсем не как у методиста станции юннатов. Не случайно я тебя за маньяка приняла. Слушай, бороду можно пощупать? У, какая жесткая! С тобой и целоваться-то, наверное, опасно для кожных покровов! Получается, ты у нас настоящий Паганель. Персонаж из Жюля Верна! Я тебя так и буду звать, можно? А давай ты придешь к нам в группу и ребятам все расскажешь!

— Что расскажу?

— Ну, как жили вы там, на полярной станции.

— Да никак. Сидишь себе в доме и сидишь. Смотрите вон рекламу кофе, там все показано!

— Но ведь холодно?