Михаил Оселедчик - Коллекция: Не в первый раз замужем

— Благодарю вас, мой любезный друг, возможно, я и воспользуюсь вашим предложением.

— Мой шатер всегда гостеприимно распахнут для вас, моя госпожа.

С этими словами «бедный бедуин» учтиво прижал руку к груди, туго обтянутой рубашкой от Версаче, и склонил голову, хитро поглядывая на Юльку. Та засмеялась и поцеловала его в щеку.

Довольный Сагир отправился пить кофе и ожидать продолжения. Оно не заставило себя ждать.

Как-то вечером он лежал на ковре в своей комнате в общежитии — а он буквально все завалил коврами, стоимости каждого из которых хватило бы на прокорм небольшого арабского селения на ближайшие сто лет — и покуривал кальян, присланный ему в подарок любимой сестрой. В дверь тихо постучали.

— Да-а-а! — нараспев крикнул Сагир. — Входите.

В комнату вошла Юлька.

— О, моя госпожа! Солнце осветило мое скромное жилище! Счастье вошло в мое сердце!

— Как мило, мой славный друг! — столь же приторно ответила Юлька. — Слова ваши — как бальзам, врачующий раны, как волшебный эликсир, возвращающий радость жизни!

Сагир засмеялся и приглашающим жестом указал Юльке на мягкую подушку возле себя. Юлька сбросила туфельки и грациозно уселась на подушку, целомудренно расправив на коленях тонкую юбку.

— Кофе с кардамоном, моя госпожа?

— Благодарю вас, — церемонно ответила дама.

Сагир поставил посреди ковра маленький медный поднос — дастархан, крошечные кофейные чашки, тарелочки с восточными сладостями и принялся варить кофе. Бережно разлив благоухающий напиток, он подвинул поднос к Юлькиным ногам.

— Угощайтесь, нежный цветок моей души, прошу вас. Отведайте эти сладости и ощутите вкус и аромат Востока.

Юлька с удовольствием откусила кусочек баклавы, попробовала финики с миндалем и шоколадом, отпила глоточек кофе и сказала:

— Вкусно!

Довольный Сагир развалился на подушках и лениво прихлебывал кофе, периодически затягиваясь кальяном. В комнате стояла приятная тишина. Торопить события никто не собирался.

— Не хотите попробовать кальян? Это очень приятно, — сказал араб.

— Спасибо, я не курю.

— Это хорошо. Запах дыма не должен осквернять сладкое дыхание красавицы.

— Скажите, Сагир, все арабские мужчины такие льстецы или вы исключение?

— О, госпожа моя, сказать чистую правду — не значит польстить.

Юлька засмеялась.

— Когда вы начнете учить меня арабскому языку?

— Когда вы прикажете.

— Тогда начнем.

— Слушаю и повинуюсь, госпожа.

И они действительно начали вместе изучать арабский, отвлекаясь периодически на обсуждение всяких интересных вещей. Никаких попыток сближения хитрый вечный студент не делал, наслаждаясь прелюдией.

И он оказался прав. Как-то Юлька спросила его:

— Скажите, Сагир, почему арабы так любят смотреть на танец живота?

— Потому что это красиво, звезда моя. Что может быть прелестнее женского пупка?

— Пупка?!

— Да, моя госпожа. Это самое волнующее, что есть у женщины.

— Вы хотите сказать, что вас возбуждает женский пупок?

— Как и всех арабов!

— Мне кажется, что вы шутите!

— Нисколько. Это действительно самое прекрасное в женщине.

Юлька задумчиво приподняла край кофточки и стала с интересом разглядывать свой пупок. Сагир загоревшимися глазами уставился туда же, не делая, впрочем, никаких попыток дотронуться до него.

— Что вы скажете о моем? — спросила его Юлька.

— Я бы украсил его огромным бриллиантом и воспел бы в поэме. На Востоке вы были бы звездой. О, госпожа, позвольте мне благоговейно коснуться его…

— Если только благоговейно, — разрешила Юлька, с интересом ожидавшая перехода отношений с учителем арабского в другую плоскость. Известно, что предвкушение зачастую интереснее свершения…

Сагир склонился над ее плоским нежным животиком и, забавно щекоча ее усами, легко поцеловал в пупок, а потом легкими движениями языка стал ласкать его. Юлька откинулась на спину, закинула руки за голову и отдалась новым, но очень приятным ощущениям. Сагир, продолжая ласкать ее пупок языком, руками стал поглаживать ее ножки, все смелее проникая под юбку. Юлька с удовольствием ждала продолжения. Постепенно ею стало овладевать возбуждение. Оно становилось все сильнее под умелыми ласками мужчины. Тот не торопился, осваивая все новые и новые территории Юлькиного тела. Почти незаметным движением он ухитрился снять ее трусики, перевернул ее на живот и мягко овладел ею сзади. Он двигался сначала медленно и вкрадчиво, но потом стал входить в нее все глубже и сильнее, наслаждаясь горячей влагой тесных «райских врат». Через несколько мгновений они оба одновременно закричали от удовольствия. Сагир рухнул на женщину сверху и тяжело дышал. Оба молчали, не в силах промолвить какие-то слова, все равно ставшие бы неуместными в эти минуты.

Юлька с трудом пошевелилась, перевернулась и села в подушках. Сагир опрокинулся на спину и положил голову ей на колени. Юлька лениво перебирала его густые волосы и думала о своем. Сагиру стало любопытно.

— О чем вы думаете, моя госпожа?

— О том, сколького я еще не знаю в любви!

— Могу ли я просить о милости быть вашим учителем?

Юлька засмеялась и поцеловала его.

— И многому ты меня можешь научить?

— Многому, ведь я араб, за мной века изощренного искусства любви.

— Звучит заманчиво, — пробормотала довольная Юлька. — Так, может быть, мы продолжим урок?

— Звезда моя, я очарован! Позвольте, я покажу вам, как таинство любви творили мои кочующие предки.

Юлька засмеялась. Урок продолжился. Талант учителя очень мило дополнялся прилежанием ученицы, с упоением усваивавшей эту прелестную науку.

К окончанию учебы Юлька освоила французский, немецкий, испанский, польский, итальянский, прилично болтала на фарси и арабском. В ответ на восхищенные отзывы не столь одаренных соучеников она, скромно потупив глазки, отвечала, что это результат ее усердия и использования особой методики, не озвучивая, впрочем, что последняя заключалась в вычитанной ею где-то нехитрой мысли о том, что лучше всего иностранный язык постигается в постели с носителем оного. Что и дало на практике обильные всходы Юлькиного полиглотства.

Юльку осуждали, обличали, ненавидели, обливали грязью, любили, обожали, носили на руках, звали в наложницы и в законные жены, обещали золотые горы и адские муки, ублажали, пугали, подкупали, перед ней заискивали, ею восхищались и любовались, ей пели хвалу, ей угрожали и пытались завладеть, иногда пытались умолять и вызвать сочувствие.

Все это не действовало на нее абсолютно. Юлька походила на фарфоровую статуэтку, много лет простоявшую забытой в грязной лавке дешевого старьевщика. Когда ее вынимают на свет, приносят домой и тщательно моют, она вновь оказывается изящной, юной и чистой и, как птица Феникс, восстает из пепла мирской грязи и суеты. Юлька была выше всех этих сплетен и всей этой словесной грязи, как подлинный ученый и истинный коллекционер.