Наталья Черемина - Кийя: Супруга солнечного бога

На следующий день Аменхотеп пожаловал в Место Красоты в назначенный срок, принеся с собой сундук с подарками и пять корзин с угощениями. Слуги составили дары в главном зале, в котором уже были накрыты столики и играла музыка. Среди огромных ваз с живыми цветами порхали сотни бабочек, специально выловленных в фиванских садах и доставленных нынче утром в корзинках. В курильницах дымились ароматные травы, политые маслом, каменный пол устилал плотный ковер разноцветных лепестков. Молодого Аменхотепа усадили на трон в центре зала, сзади немедленно пристроились носители опахала и принялись обмахивать государя, ублажая его разгоряченное тело ласковым ветерком. Вокруг на низеньких табуретках расселись прекрасные жены, одетые в полупрозрачные одеяния и пышные парики. Некоторые были и вовсе без платьев, зато увешаны золотом с ног до головы.

С ходу опустошив полную чашу виноградного вина и пригубив благородного гранатового, фараон огляделся:

— Благодарю за прием, любезные хозяйки. Среди вас я чувствую себя неуклюжим кротом, по ошибке попавшим в чудесный цветник.

Кокетливый смех заглушил его последние слова, и женщины наперебой защебетали:

— О, ваше величество…

— Твои уста источают мед…

— Твое дыхание — живительная пища…

— Несравненный поэтический дар ты тратишь на недостойных жен…

— Ваше присутствие в моей жизни и есть источник поэтического дара, — в тон им отвечал захмелевший Аменхотеп.

— Господин так добр…

— Так прекрасен…

— Великодушен…

— Щедр…

Кийя с улыбкой слушала льстивые излияния гаремных обитательниц и изящное словесное жонглирование фараона. Ее молчание и отрешенность привлекли внимание Аменхотепа.

— Моя юная жена опечалена? Моя звездноокая Кийя скучает?

— Напротив, мой господин, — с готовностью отвечала она. — Твоя смиренная рабыня наслаждается любимым голосом господина и мечтает еще хоть раз услышать чудесные вирши, что рождаются в его божественном сознании.

Аменхотеп выглядел удивленным и польщенным.

— Неужели тебе доводилось слышать вирши в моем исполнении?

— Конечно, ваше величество. В день нашего бракосочетания, в храме Отца нашего единственного, сияющего на небосклоне.

— Как? А я думал, что ты не понимаешь.

— Египетский язык не дался мне легко, но твои гимны Отцу нашему небесному навсегда врезались в мою память. Ибо я услышала их не ушами, а сердцем.

Аменхотеп внимательно и серьезно смотрел на Кийю, словно увидел ее впервые. Все окружающие притихли, боясь нарушить эту неожиданную паузу. Наконец он нарушил молчание:

— Для тебя, моя Кийя, мне не жаль прочесть священные строки.

Все вокруг оживились и наперебой закричали:

— Просим, просим!

— Осчастливь!

— Пролей свет на наши головы!

Аменхотеп встал, на мгновение задумался и изрек:

Закончив, закрыл глаза и помолчал немного. Потом устало опустился в кресло и снова взялся за вино. Женщины завздыхали, застонали от восхищения, некоторые умиленно всхлипывали. Кийя, церемонно выпрямившись и глядя прямо ему в глаза, молвила:

— Мой господин, если бог — солнце, то ты его луч, дарующий просветление. Здесь, на земле, ты отражение бога небесного. Среди людей ты и есть бог!

С этими словами она опустилась на колени и поцеловала щиколотку фараона. При этом она как бы невзначай разомкнула губы и мимолетно коснулась его кожи кончиком языка. Затем как ни в чем не бывало уселась на свой табурет и взяла со столика бокал с вином. Краем глаза она с удовлетворением отметила, как Аменхотеп алчуще глянул на нее.

Тем временем дамы принесли игральный столик и расставили фигурки из слоновой кости. Фараон соизволил играть, и все по очереди беззастенчиво поддавались ему. Кийя за время своего пребывания во дворце хорошо изучила правила этой популярной забавы, но участия в ней не принимала. Сегодня был решающий день, и она сделала ставку на свою исключительность. Она намеренно вела себя не так, как остальные женщины, и этим добилась того, что фараон смотрел на нее чаще, чем на других. Но главное она приберегла на потом.

Когда игра наскучила повелителю, женщины унесли столик и затеяли танцы. Кийя незаметно исчезла из общего зала. Группами или по одной жены гарема показывали представления, которые становились все развязнее и развязнее по мере того, как выпивалось все большее количество вина. Когда фараон уже полулежал в своем кресле, а наложницы делали ему массаж ступней, заиграла непривычная музыка. Вместо легких прикосновений к струнам арфы и нежного перезвона систров ударили барабаны и послышался резкий звук дудок. Разомлевший Аменхотеп поднял голову и удивленно изогнул брови.

На середину зала вышла Кийя. Она была одета в кожаные доспехи, проклепанные бронзовыми бляшками, на голое тело. Запястья были перетянуты кожаными шнурками, ноги обуты в грубые сандалии на ремнях, обвивающих ноги до самых колен. В каждой руке она сжимала по длинному кинжалу. Женщины, находившиеся в зале, испуганно замерли, фараон напряженно выпрямился. В такт дробным ударам барабанов Кийя стала выполнять движения, похожие и на дикий танец, и на боевые приемы. Длинные клинки сверкали, отбрасывая по стенам блики от многочисленных факелов. Кийя разыгрывала нападение, делая выпады в разные стороны, при этом лицо ее было хмурым и сосредоточенным, брови насуплены. Женщины с криками отшатывались от нее, Аменхотеп невольно подбирался, прижимаясь к спинке кресла. То вдруг она падала на колени, беспомощно выгибалась назад, изображала ранение, и лицо ее было искажено гримасой боли и страдания. То она снова вскакивала на ноги и обегала зал по кругу, подкидывая кинжалы вверх и ловко подхватывая их на лету. Обитательницы гарема, обмерев, жались по стенам зала. Наконец Кийя рывком подскочила к фараону, крутанулась вокруг своей оси и занесла оружие. Аменхотеп в этот момент был готов поверить, что она нанесет удар, — слишком грозным было ее лицо. Но внезапно она разжала пальцы, и кинжалы со звоном упали на каменный пол. Следом упала и она. Изогнув спину, она, как кошка, подползла к повелителю, посмотрела снизу вверх со смешанным выражением покорности и страсти и распласталась у его ног. Музыка стихла.