Наталья Черемина - Кийя: Супруга солнечного бога

Вскоре Тадухеппа освоила пять танцев, среди которых был и тот самый танец плодородия, который так запал ей в душу. Но больше всего царевне понравился танец с кинжалами, опасный и агрессивный. Она хорошо владела разными видами оружия — сказывалось отцовское воспитание и дружба с братьями. Поэтому она легко и умело проделывала самые сложные движения, при этом умудрившись ни разу не поцарапаться.

— Обычно после первого раза девушки заливаются кровью, — с восхищением отметила Шубад. — У тебя ловкие руки.

Воодушевленная ее словами, царевна снова и снова повторяла самые трудные па, подбрасывала кинжалы, ловила их в прыжке и вопросительно смотрела на свою наставницу, ожидая новой похвалы. Однако Шубад не увлекалась поощрениями. Удостоверившись, что ее ученица делает успехи, жрица заявила:

— Теперь, когда ты выучила все движения и постигла их затаенные смыслы, забудь о правилах!

— Как это? — ошарашенно спросила Тадухеппа.

— Очень просто. Чтобы получился настоящий танец соблазнения, ты должна взять из каждого понемногу. Из какого больше, а из какого меньше — почувствуешь по ситуации. Ты поймешь по настроению мужчины, кого бы он хотел видеть в этот момент — послушную рабыню или грозную воительницу. И конечно, ты должна прислушаться к себе. Кем ты себя видишь — тем и будь. Все зависит от тебя.

За недолгое время знакомства с Шубад царевна привыкла к ней и неожиданно для себя самой привязалась. Мать Тадухеппы умерла шесть лет назад, при родах своего последнего, одиннадцатого по счету, ребенка. Вряд ли царевна отдавала себе отчет, но ей нужна была взрослая женщина, которая могла бы выслушать и дать дельный совет. Отец, конечно, был мудр, но у него были совсем иные заботы. Поэтому, когда Тушратта объявил дочери день отбытия, первым ее вопросом был:

— Шубад поедет?

— Да, я тебе об этом давно говорил. — И, видя выражение огромного облегчения на ее лице, ревниво прибавил: — Может быть, скажешь отцу, что будешь скучать?

Блаженство на лице девушки сменилось удивлением, а затем гримасой боли.

— Отец! — И она бросилась ему на шею, обливаясь слезами.

Впервые она по-настоящему почувствовала, что ей придется уехать далеко от дома и она никогда не увидит людей, рядом с которыми родилась и росла. Конечно, ее служанки, вся челядь ее покоев отправятся с ней и будут окружать заботой, как и прежде. Но Тадухеппа была царственной особой, эта забота была чем-то само собой разумеющимся, чего она даже не замечала, как не замечала и людей, которые были ей не ровня. А отец, братья, сестры, члены их семьи, придворные — все привычные лица, которые она видела каждый день, с которыми дружила, ссорилась, мирилась, играла, даже дралась, — они вдруг все вместе канут в прошлое, навсегда исчезнув из ее жизни. Ей стало страшно, очень страшно. И в этой пустоте грядущего одиночества, которая поджидала ее совсем близко, единственным светлым маячком была Шубад.

Теперь вавилонская жрица сопровождала царевну повсюду, даже на официальных мероприятиях. Вместе с Тадухеппой она присутствовала и на приеме египетского посла Мени, который на сей раз не приносил дары, а вместе с митаннийским царем проверял список приданого невесты, выставленного на широком внутреннем дворе. Тушратта отправлял вместе с царевной табун лошадей, тяжелую боевую колесницу, оснащенную длинными лезвиями на осях колес, и десять повозок со всевозможным дорогостоящим скарбом. Здесь были оружие и доспехи, ценные в Египте самоцветы — бирюза и яшма, пестрые ковры и тяжелые медвежьи шкуры. С особенным интересом и почти мальчишеским восхищением посол разглядывал оружие, сделанное из железа: в Египте этот металл не добывался и ценился на вес золота. Тадухеппа невольно залюбовалась чужеземцем — его широкими плечами, смуглой гладкой кожей и прямыми, словно вырубленными из камня чертами лица. Это не укрылось от глаз Шубад. Будто желая подразнить девушку, она сказала невинным голосом:

— О, Иштар, какой красивый мужчина! Будь я помоложе — ни за что не пропустила бы его.

Тадухеппа покраснела до корней волос. Чтобы никто не заметил ее замешательства, она напустила на себя холодный, надменный вид, но в душе бушевали бури. Когда же Мени приблизился к ней, чтобы сделать формальное предложение стать женой фараона, царевна словно проглотила язык. Сердце готово было выскочить из груди, щеки горели. Мени поклонился, и до нее долетел слабый запах его благовонных притираний. У Тадухеппы закружилась голова.

Вечером Шубад зашла в покои, когда царевна уже ложилась. Приказав служанкам удалиться, она подошла к широкой кровати, на которой под шкурами съежилась Тадухеппа, и присела на краешек.

— Сейчас я дам тебе еще один урок, очень важный.

— Прямо сейчас?

— Да, это самое подходящее время.

— Тогда я оденусь.

— Наоборот, оставайся в кровати. Только дай мне свою руку.

Царевна дала ей руку, дрожащую от волнения. Шубад спокойно взяла ее в свою и будничным тоном осведомилась:

— Ты уловила запах Мени?

— З-запах? — Царевна вновь почувствовала, что краснеет.

— Чем от него пахло? Потом?

— Нет, благовониями.

— Какими?

— Кажется, ладаном.

Шубад быстро встала, подошла к ларцу и вытащила из него небольшой каменный сосуд с ладаном. Открыла его, поставила в изголовье кровати Тадухеппы и села на свое место, вновь завладев рукой царевны.

— А теперь представь, что ты не обязана стать чьей-то женой. Что ты вольна распоряжаться собой и своим телом. Представь, что ты призвала Мени, потому что хочешь его на свое ложе. И что он с радостью откликнулся, потому что тоже мечтает тобой обладать…

— Прекрати! — Тадухеппа выдернула руку из цепких пальцев Шубад. — Как ты смеешь? Эти слова — крамола, за которую можно поплатиться головой!

— Выслушай меня! И слушай меня до тех пор, пока я не перестану быть твоей наставницей! — грозно прикрикнула Шубад. — Я не предлагаю тебе следовать этим словам. Ты должна лишь представить себе это. Отпусти свою фантазию. Нарисуй эту картину в голове.

— Что с этого толку?

— Я пытаюсь разбудить твою чувственность. Есть мужчина, который тебе нравится, есть кровать, в которой ты вольна делать все, что угодно, — никто не увидит. Есть я.

При этих словах Шубад склонилась над Тадухеппой, взяла ее руку и поднесла к губам царевны.

— Облизни палец, — скомандовала жрица таким тоном, что она и не думала ослушаться.

Шубад потянула ее руку вниз, под тонкую полотняную рубашку. Когда собственный мокрый палец ткнулся между ног царевны, та вздрогнула.

— Не думай сопротивляться, — грозно предупредила Шубад.

Продолжая держать Тадухеппу за руку, ее же пальцем Шубад разлепила слипшиеся волоски и нащупала в складочке чувствительное место. Царевна хотела крикнуть, вырваться, но силы оставили ее, и вместо крика вырвался протяжный вздох. Шубад отпустила ее руку и выпрямилась, палец же Тадухеппы словно прирос к пульсирующему, растущему бугорку.