Алексей Веселов - Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека?

Наташа покраснела, а Мила залепетала про Сережку и Кольку:

— Это, мама, такие дети, что за ними не уследишь!

— Ну, ну, — понимающе фыркнула мать. — Сейчас схожу к ним и спрошу, сначала по-доброму, а потом и по-злому: что же это вы, мальчики, мешали моим расчудесным доченькам поесть приготовить? Почему не пускали их в магазин?!

Крыть было нечем. Наташа и Мила побрели в кухню. Мать окликнула их:

— Начинайте чистить картошку, я переоденусь и помогу!

Целуя дочерей перед сном, Ольга вручила Наташе записку. На этот раз она решила составить для детей план деятельности по часам — пусть сверяются. Кроме завершения сегодняшних дел в саду девочкам предстояло размять и очистить глину для дымковской игрушки… Стоп! А ведь заказ на дымку предложил Костик, ее бывший однокурсник. Он, этот Костик, еще ни разу не пропустил ни одного мало-мальски заметного среди керамистов события. И наверняка слышал об эльзасской выставке. Ольга набрала московский номер.

Но Костик ничего об Эльзасе не знал и долго хохотал, услышав о «славянском акценте». Зато объяснил загадку письма с Ланселотом.

С месяц тому назад на одной из проходных московских выставок, где Костик, с головы до нос окутанный винными парами, раздаривал всякую мелочевку из работ своей мастерской, на него вдруг насели не то немцы, не то французы. Назови, мол, русский камрад, кто может поработать у нас демонстратором. Чтобы и внешность была славянская и эффектная, и чтобы с глиной был знаком… Чего демонстрировать, Костя не понял, но назвал камрадам имя Ольги Рукавишниковой:

— Ты же у нас самая что ни на есть эффектная!

Ольга улыбнулась. Костик был влюблен в нее еще в училище, и вот поди ж ты, все еще числит в эффектных…

Но про выставку Костик не знал:

— Ей-богу, Оля, какой Эльзас! Разве я бы смолчал?!

— Не забудь сказать ему большое, большое спасибо! — сказал Иван, который прислушивался к разговору.

— Спасибо! — послушно повторила Ольга и попросила Костика подготовить образцы игрушек, а мужу объяснила: — Я заеду к нему на обратном пути. Нам все равно ехать через Москву.

Спать Рукавишниковы легли рано, около десяти. Ольга положила на тумбочку у изголовья и письмо с Ланселотом, и телеграмму. Оба послания звали ее в дорогу. Одно в Страсбург. Другое под Тверь, где что-то неладное творилось с ее сыном.

К полудню следующего дня муж и жена Рукавишниковы подъезжали к пансионату «Волжанка», затерявшемуся в болотистой равнине под Тверью.

А накануне вечером в буфете пансионата их одиннадцатилетний сын Кирилл Рукавишников, солидно опершись на кий, как на меч, беседовал со своим партнером по бильярду Дмитрием Черновым.

Чернов был явно постарше Кирилла, лет пятнадцати-шестнадцати. С первого дня эти двое совсем непохожих мальчишек присматривались друг к другу, а потом их как прорвало. Они успели обсудить уже тысячу разных предметов. Правда, иногда Чернов с ужасом ловил себя на том, что говорит с салажонком. Четыре года разница! Да при других-то обстоятельствах этот пацан мог рассчитывать разве что на подзатыльник с его стороны или, в лучшем случае, на товарищеский пинок в зад!

Сейчас речь у них шло о недетских вещах.

— А ты влюблялся в кого-то? — спросил Кирилл, оглянувшись, словно проверяя, нет ли кого поблизости.

Но не осталось в буфете, где стоял бильярдный стол и где постоянно толклись мальчишки со всего пансионата, ни фехтовальщиков из Кудрино, к числу которых принадлежал Рукавишников, ни интернатских москвичей. Все уже перекочевали в спальный корпус — время отбоя.

А что же эта парочка? Чернов попросту игнорировал распорядок. По существу, он уже не был интернатским. Он — выпускник. Вот только комнату Чернову, единственному из всего выпуска, власти Москвы пока что не выделили, и директор интерната разрешил ему пожить вместе с младшими детьми в выездном летнем лагере, разместившемся в пансионате «Волжанка». Сюда же заселились и фехтовальщики, и группа детей из экспериментального озерковского детского центра, и еще несколько десятков многодетных семей — по социальным путевкам.

Своим «стариковским» статусом Чернов наслаждался и пользовался, конечно, вовсю. Оставшиеся не разобранными на лето интернатские смотрели ему в рот и терпели обращение «сынки».

Что касается Рукавишникова, то он среди фехтовальщиков держался особняком. Тренер новый, с мальчишками из секции недавно переехавший из Москвы Кирилл познакомиться толком не успел… Или не захотел. Да и зачем? Ведь теперь у него был Чернов.

Вопрос Кирилла не застал Чернова врасплох. Ответил он, правда, предсказуемо:

— Спрашиваешь!

— Расскажи.

— Тебе-то зачем? Лучше покажи, как шары бьешь от борта.

Рукавишников с готовностью (и тут же обругав себя за эту готовность) шагнул к ближайшему шару, прилипшему к борту стола. Он прищурился, выбирая цель, и веско прокомментировал:

— Главное — угол. Выберешь правильный угол — кий сам ударит с правильной силой…

Негромкий, мягкий, уверенный толчок, сухой треск шаров, неторопливая пробежка, полусекундное замирание, небольшой поворот шара вокруг своей оси на краю лузы — и шар уже в сетке. Чернов восхищенно прицокнул. В который уже раз он видел этот удар в исполнении Кирилла — и всякий раз искренне удивлялся.

— Йоу, ну ты даешь…

— Да это нетрудно. Тут угол. Там угол. Прикидываешь и лупишь. Выбора на самом деле нет. Ни у тебя, ни у шара. Шпагой труднее — она тяжелая. И у противника тоже шпага — не кий.

— Небось больно шпагой получать?

— Смотря как зацепят. Ну, синяк бывает небольшой, а так ничего. Однажды, правда, на каком-то чемпионате одного убили — маска не выдержала. Прям в лицо, то есть в глаз… представляешь?!

— Да-а, представил, как мозги раздвигает… Опасный у тебя спорт, Рукавишников.

— Вообще-то не очень. Ты же в защиту весь упакованный выходишь, как рыцарь на турнире.

— Слышь, а чего вы как-то не похоже на фильмы деретесь — сколько я в кино видел драк на шпагах, но такого ни разу.

— Кино — дешевка. Артистов по-другому учат. Их в настоящем бою сразу бы убили.

Чернов понимающе кивнул:

— С обычными драками или каратистами тоже так — на самом деле одного удара хватит, чтобы вырубить, а они все дерутся, дерутся… И все равно, кино — это класс! Боевики особенно. Хотя и дешевки. Но и в жизни ведь сплошные дешевки. Та же любовь твоя…

— Я не говорил, что моя!.. А что любовь?

— Дешевка это…

Чернов примолк. Рукавишников поглядел на него с уважением. Не треплется — и это правильно, по-мужски. Верно, пережил роковую любовь. Наверное, ОНА ему изменила или еще что-нибудь в этом роде, а то и покруче.

— Расскажи…