Нина Милн - Бесценный приз

Для нее было пыткой сдерживать себя до конца показа, когда она смогла пробиться к нему сквозь толпу.

— Наконец-то все закончилось. — Адам вслед за Оливией сел в сияющий лимузин и с облегчением выдохнул. Его одолела неожиданная усталость. Он потянулся, затем откинулся на сиденье машины и ослабил галстук.

Два часа он вращался в толпе гостей, которые выражали ему свое сочувствие и поздравляли с удачным выступлением, и теперь чувствовал себя опустошенным. Его будто вывернули наизнанку. Он пытался корректно отвечать на очень личные вопросы, пытался просто говорить о своей матери, о том, какой он ее запомнил.

— Ты сожалеешь о том, что сказал?

Он обернулся, чтобы посмотреть на Оливию, чей силуэт виднелся у противоположного окна, приглушенный свет в машине отбрасывал тени на ее прекрасные черты.

Его сердце наполнилось тяжестью при мысли о том, как хорошо было бы, если бы она действительно была его девушкой. К этому добавилось чувство невероятной признательности при воспоминании о том, как она пыталась поддержать его.

— Нет, — ответил он. — Я не жалею, потому что хочу, чтобы о ней помнили.

— Наверняка тебе было совсем не просто о ней говорить, — продолжала Оливия; тепло в ее голосе согревало его. — Но у тебя все замечательно получилось, Адам, правда. Мария гордилась бы тобой. Ты рассказал о ней как о прекрасной женщине и матери. Я понимаю, как тяжело тебе было потерять ее.

— Это было действительно тяжело, и я понятия не имел, что мне делать.

Подвинувшись к нему, она повернулась так, чтобы он мог видеть ее лицо. Серебристое платье блестело в тусклом свете.

— Я думаю, что это вполне естественно.

— Я злился, — сказал он. Так сильно, что до сих пор, спустя столько лет, он чувствовал в себе отголоски этого гнева. Он был беспомощным и испуганным маленьким мальчиком и злился на это. — Злился на судьбу, на жизнь. Даже на нее за то, что она умерла. На то, что никто не пытался бороться с ее болезнью и смертью. Можно сказать, я принимал все очень близко к сердцу.

— Мне не кажется, что такую ситуацию можно воспринимать как-то по-другому, — заметила Оливия.

Он посмотрел на нее.

— Ты так же воспринимала поступок своего отца?

— Да. — Она пожала плечами. — Разум говорит мне, что он отказался бы от любого ребенка. Но сердце и душа знают, что он отверг меня. Разница в том, что у моего отца был выбор. У твоей матери выбора не было.

Адам кивнул.

— Я знаю. Сейчас мне стыдно, тогда я больше переживал из-за того, что будет со мной, чем из-за того, что не будет ее. — Чувство вины еще больше усилилось с приездом Зеба. Его матери пришлось умереть, чтобы сбылось то, о чем он так долго мечтал. Угрызения совести до сих пор мучали его.

Оливия покачала головой:

— Даже не думай казниться.

Она нежно дотронулась до его руки, прядь ее волос коснулась его щеки, и его окутал ее аромат. Близко, она была так близко — и он больше не хотел разговаривать. И думать. Он хотел только чувствовать.

Взгляд ее ореховых глаз, в которых мерцали зеленые искорки, встретился с его, Оливия пристально вглядывалась в его лицо. И вдруг придвинулась вплотную к нему. Она взъерошила ему волосы, погладила шею, и ее ласки вновь возбудили его. Он расстегнул заколку, державшую ее волосы, и запустил пальцы в нежные шелковые пряди.

Губы Оливии раскрылись, и она произнесла его имя, то ли со стоном, то ли с мольбой. Он опустил голову, чтобы встретиться с ней губами, околдованный ее ароматом, весь во власти желания. Когда их языки встретились, она тихонько застонала и прижалась к нему.

Адам обнял ее за талию и посадил к себе на колени, длинный подол платья сковывал ее, тогда Оливия приподняла руками юбку и села на него верхом. Адам провел руками по обнаженной гладкой коже ее бедер, и она задрожала. Ее дыхание участилось, когда его пальцы коснулись тонкой полоски ее трусиков.

Он приподнялся на сиденье. Прервав поцелуй, она выпрямилась. Он посмотрел на нее. Она была великолепна. Красивее любой из женщин, которых ему прежде доводилось видеть. Волосы в беспорядке рассыпались, ореховые глаза потемнели от возбуждения.

— Адам, пожалуйста… — пробормотала она прерывающимся голосом.

Его пальцы скользнули под резинку ее трусиков, он сгорал от желания увидеть, как она забьется у него в руках.

— Я здесь.

Но выражение ее лица вдруг изменилось. Возбужденное сияние угасло, она посмотрела на него взглядом полным ужаса, соскользнула с его коленей и дрожащими руками поправила платье. Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла лицо руками и тихонько выругалась.

Адам глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

— Оливия, — начал он.

Она покачала головой:

— Пожалуйста, не говори ничего. Прости меня. Я хочу хотя бы притвориться, что ничего не происходило.

— Опять? — разочарованно произнес он. — Невозможно притвориться, Оливия. Это произошло. Снова.

— Прости меня, Адам. Я веду себя как идиотка. — Она опустила руки и отодвинулась от него. — Кажется, у меня что-то вроде гормонального срыва. Но я не хочу поддаваться.

Несмотря на свой гнев, он улыбнулся:

— Влечение не так устроено. Ты не можешь просто отключить его.

— Я могу. Я должна. — Ее голос вибрировал в отчаянной убежденности. — Влечение — это просто химическая реакция, и больше ничего.

— Вот именно. Ты не можешь изменить химическую реакцию.

— Нет, но могу не способствовать.

— Лучше насладиться взрывом, — парировал он.

— А потом собирать осколки? Не в моем стиле.

Это было и не в его стиле. В любых отношениях он предпочитал обоюдное кратковременное удовольствие, после которого оба участника шли каждый своей дорогой. Он уже достаточно наломал дров, чтобы продолжать в том же духе и дальше. Воспоминание о заплаканном лице Шарлотты было достаточным тому подтверждением.

Так что же он делал сейчас? Он не только не дал себе труда подумать о своих правилах, он еще и не потрудился выяснить взгляды Оливии на подобные отношения.

Ну что же, значит, не получилось. Ничего, будут другие женщины, но не такие. Нет, не такие, как она.

— И не в моем стиле тоже.

— Тогда можно считать, что мы поняли друг друга, — объявила она и посмотрела на него. — Так что давай двигаться дальше. Я выполнила свою часть нашего договора, теперь твоя очередь. Ты должен отвезти меня к Зебу.

— Ах да, это.

— Да, это. Только попробуй взять свои слова обратно.

— Я и не пытаюсь. Просто сделать это окажется немного сложнее, чем я думал.

— Почему?

— Зеб в Таиланде.

Губы Оливии, припухшие от его поцелуев, раскрылись и снова закрылись.

— В Таиланде? Он за тысячи километров отсюда, а ты и не подумал сказать мне об этом?

Адам ощутил ее гнев и порадовался ему; по крайней мере, он разрядит сексуальное напряжение, все еще царившее в воздухе. К тому же гнев был неплохим способом погасить в себе разочарование, а он догадывался, что Оливия была сильно разочарована. Она буквально не позволила довести себя до оргазма. Если вспомнить об этом, он и сам был не так уж спокоен.