Кэрол Маринелли - Дай нам шанс

Все, на что она надеялась, сбылось.

У Лейлы ныла спина, и она решила принять горячий душ. Потом снова легла в постель, но ничего, даже ощущение счастья, не помогало ей сегодня заснуть. Наконец она не смогла сдержать стон. Это был не просто дискомфорт, ощущение было гораздо более сильным.

– Это сон, – пробормотал Джеймс, поворачиваясь к Лейле. – Это просто сон.

– Нет, Джеймс, не сон…

– Я знаю… – начал он, но, должно быть, почувствовал твердость ее живота под своей ладонью и понял, что дело не в ночном кошмаре.

Это была реальность.

– Это не боль, – сказала Лейла в клинике, отказываясь от анестезии.

Болью было то, что творят некоторые родители со своими детьми.

А это просто физическое страдание.

Его можно вынести.

А еще она хотела видеть рядом с собой мужа, который говорил бы, что все скоро закончится…

– Девочка, – произнес Джеймс, словно они этого не знали.

Лейла посмотрела на ребенка, лежащего у нее на животе. Даже если она и не была готова к фотосессии – со сморщенной кожей из-за задержки на десять дней, – эта малышка показалась ей самой красивой девочкой, которую она когда-либо видела. Ее ножки были синюшными, но уже начинали розоветь, так же как и восхитительный носик, который пока был слегка приплюснут.

Лейла смотрела, как Джеймс сам, своими большими руками, аккуратно перерезал пуповину.

Теперь уже порозовевший ребенок жадно искал ротиком еду. Лейла не думала, что ее дитя может быть таким голодным, когда поднесла его к груди.

Был момент, когда ей захотелось позвонить матери и поделиться с ней радостной новостью.

– Я боюсь, что она может сказать что-нибудь плохое и все испортить, – поделилась она сомнениями с Джеймсом.

– Я мог бы сам позвонить, если хочешь, – предложил он без особого энтузиазма.

– Ну, не знаю… – Лейла взглянула на маленького беззащитного ребенка.

«Она прекрасна, – подумал Джеймс, глядя на спящую жену. – Они обе прекрасны», – поправил он себя, посмотрев на лежащую рядом девочку.

Темноволосая мама и темноволосая малышка… каждая из них завоевала его сердце с самого первого взгляда.

Пока Лейла спала, Джеймс сидел рядом, держа ребенка на руках. Он не мог поверить, что это его дочь. Он не мог представить мир без нее.

Девочка была завернута в одеяло. На голове у нее была шапочка. Джеймс сдвинул шапочку немного в сторону, чтобы полюбоваться кудряшками дочери. Он посмотрел на ее маленький носик, который, как объяснила Кэтрин, был слегка приплюснут из-за прохождения по родовым путям. Но она уверяла, что это скоро пройдет.

«Извините, – подумал Джеймс, – ее носик просто идеален».

И ему нравились ее пальчики. Они сомкнулись вокруг его указательного пальца. Он вспомнил обо всех тех склонах, с которых беспечно бросался вниз, и пришел в ужас. Все. Никогда! Он больше не может позволить себе рисковать.

Джеймс взглянул на начавшие прибывать букеты.

В отличие от Лейлы он привык читать карточки.

Почему в некоторых из них между восклицательными знаками чувствуются знаки вопросов? Почему кто-то, затаив дыхание, ждет, когда Джеймс погубит то, что стало самым лучшим в его жизни?

Любовь, вспыхнувшая в отеле «Харрингон» несколько месяцев назад, была непостижима, но он больше не желал искать объяснения этому или извиняться перед кем-то за ту ночь.

У их ребенка пока не было имени, и Джеймс молил Бога, чтобы Лейла не захотела назвать ее Жасмин.

– Ты хорошая девочка, – сказал он дочери, открывшей синие глазки. – Я очень люблю тебя.

Проснувшись, Лейла улыбнулась. Она догадывалась, о чем думает ее муж. Она не забыла, как вытянулось его лицо, когда она предложила назвать девочку Жасмин. Лейла улыбнулась еще и потому, что в первый же день он сказал их дочке, какая она хорошая и как он ее любит.

Точно так же Джеймс заставлял чувствовать себя и Лейлу, когда она была рядом с ним.

– Могу ли я подержать ее? – спросила она.

– Ты сегодня достаточно потрудилась, – запротестовал Джеймс. – Теперь моя очередь. Лучше поспи еще. – Лейла улыбнулась, а он добавил: – Мне удалось перенести визит моих родителей на завтра. Но Зейн и Софи придут вечером. Им обоим не терпится увидеть малышку.

Брат и сестра снова начали общаться. Джеймс помирился с Зейном. И простил Софи.

Он все же передал Лейле ребенка и смотрел, с какой любовью она вглядывается в маленькое личико. Неожиданно Джеймс почувствовал смятение, вспомнив, что и она сама когда-то была такой.

– Ты уверена, что не хочешь сообщить своим родителям? Я могу это сделать, – снова предложил он. Ему хотелось быть верным рыцарем, стражем у дверей ее сердца. Он не мог никому позволить снова причинить ей боль. – Это была бы неплохая практика для моего арабского. – И Джеймс попытался издать гортанный звук.

Лейла рассмеялась.

– Нет, не надо. – Момент слабости, который возник после родов, миновал. – Я не хочу видеть их рядом с ней. Мне не нужно их ядовитое влияние. К тому же они могут узнать об этом из газет, или им сообщит Зейн. Меня это не волнует. Теперь у меня есть семья – ты и наша дочь.

Она любила Джеймса и не боялась этого.

Их любовь была настоящей, и он доказывал ей это каждый день.

– Нам нужно дать имя малышке, – сказал Джеймс.

– Я уже выбрала.

– Ну, такого рода вещи требуют обсуждения, – начал он, придвигая стул ближе к ее кровати. – Это обычно решают оба родителя.

– Пожалуйста, Джеймс, позволь мне назвать ее именем, которое я выбрала. Оно очень много значит для меня.

Джеймс сделал глубокий вдох и посмотрел на жену, которая только что преподнесла ему величайший подарок – дочь. Ну разве мог он ей в чем-то отказать?

– Конечно. – Он посмотрел на малышку, готовясь улыбнуться и сказать: «Как прекрасно! Замечательно!» – когда Лейла скажет, что ей хотелось бы назвать девочку Жасмин…

– Акиба, – сказала она.

– Акиба? – удивленно повторил Джеймс.

Он попытался перевести это слово, и Лейла увидела, как его лицо осветила искренняя улыбка.

– Последствие, – подсказала она.

«Да, – подумал Джеймс, – такая ночь, что была у нас, не могла остаться без последствий».

Джеймс посмотрел на свою дочь:

– Акиба. Моя маленькая красавица.