Эльвира Владимирова - Безнадёжная любовь

Аня собирала Сашеньку и разговаривала с ней.

— Скоро у папы день рождения. А что мы ему подарим? Пойдем-ка что-нибудь поищем! Ты мне поможешь? Правда? Вот уж мы с тобой выберем!

Баба Сима тихонько заглянула в комнату.

— Анечка! Как же ты с ребенком по магазинам побежишь? Одна морока. Я с ней посижу, а ты иди. Что ж такого? Я и погуляю, и покормлю. Или ты мне не доверяешь?

— Но… — Аня растерянно и чуть жалобно посмотрела на бабу Симу, будто короткое расставание с дочкой казалось ей мучительно невыносимым.

И все-таки из подъезда вышла одна, мельком огляделась и опустила глаза. Одновременно почувствовала облегчение и разочарование.

Стараясь выглядеть уверенной, Аня направилась прочь от дома, пытаясь не обращать внимания на прохожих, но иногда невольно с тревогой и надеждой вглядывалась в их отчужденные лица. Она думала, ей все равно, куда идти, часто пристраивалась к особенно напористому и густому потоку людей, спешивших по своим делам, ведь наверняка у них были одинаковые заботы.

Зачем она вспомнила о Лешкином дне рождения и внушила себе, что обязательно сегодня необходимо приобрести для него подарок? Она же могла подождать, впереди еще много времени. И разве имела она право дарить мужу подарки после того, что сделала? Разве имела право на его любовь и радость, на доверчивые объятия перед сном? Она прильнула к нему невинно и искренне, ища защиты от самой себя. Лешка, если бы ты знал, разве улыбнулся бы усталой счастливой улыбкой, разве смог бы прикоснуться? А Аня придумала, что обязательно сегодня должна выбрать подарок. Подарок ко дню рождения от чистого сердца, от верной любви.

Постепенно общий ритм, пестрота и шумность увлекли. Аня с интересом рассматривала вещи, обращала внимание на то, что выбирают другие, мысленно соглашалась или насмешничала. В одном магазине на глаза ей попалась маленькая плюшевая подушечка ярко-алого цвета в виде сердца. Она некоторое время иронично рассматривала ее, раздумывая, но, ничего не решив, вышла на улицу и подошла к автобусной остановке.

Мимо мчались машины — чуть слышно или тарахтя на всю улицу, легко скользя по асфальту или громыхая тяжелыми грузами. Аня почти не обращала на них внимания, лишь иногда примечала особенно оригинальный цвет или особенно впечатляющее дребезжание. Постоянный автомобильный поток был ровен и равнодушен, даже обгоны и перестановки не нарушали плавного двухстороннего стремления навстречу друг другу и еще чему-то, только водителю и пассажирам известному и понятному.

Внезапно нарушив стройный порядок, одна машина выбилась из общего ритма, резко затормозила. Задняя дверь стремительно распахнулась, кто-то легкомысленно и нетерпеливо выскочил из нее, чуть не попав под колеса едущего следом автомобиля. Отчаянный скрип тормозов разорвал воздух, мгновенно захватив внимание случайно оказавшихся поблизости людей. Кто-то даже вскрикнул испуганно.

Аня тоже чуть не закричала. Мгновенное предчувствие ужасного остановило сердце и прервало дыхание. Она даже не сразу узнала того, кто выпрыгнул на дорогу из остановившейся машины и спокойно, ни на кого не обращая внимания, направлялся прямо к ней.

Сердце, все еще переживая роковую секунду, бешено колотилось. Оно не могло успокоиться сразу, не наметавшись и не намаявшись. И в глазах все еще читался испуг.

— Ты ненормальный! — пусть в голосе звучали осуждение и упрек, Ане очень хотелось дотронуться до Богдана, убедиться, что он цел и невредим. — Ты — ненормальный!

— Наверное…

Их все еще разглядывали с интересом и любопытством, стараясь проникнуть в их разговор и объяснить их поступки.

— Только ни к чему было рисковать.

— Отчего же? Ради тебя я готов выпрыгнуть с самолета, остановить танк, переплыть океан.

Она посмотрела недоверчиво, и у нее имелись на это причины.

— А как насчет проехать пару суток на поезде?

— Что? — раздалось изумленно, но ее глаза ловко спрятались от его вопросительного взгляда.

— Ничего, — она сразу же отказалась от своих слов. — Просто ты говоришь глупости.

— Наверное, — он провел по ее руке от плеча к кисти, потом бережно сжал тонкие пальцы. — Слушай, я жутко хочу есть. Нужно срочно отыскать местечко, где меня накормят. Иначе я умру с голода, — и потянул ее за собой.

Богдан привел Аню в светлый полупустой ресторанчик с огромными окнами и просторным залом, сел за стол и принялся изучать меню. Из-за раскрытой книжечки он украдкой наблюдал, как девушка осматривается, устраивается, привыкает.

Взгляд ее скользил по незнакомому залу, пальцы неуверенно трепетали, то переплетаясь, то размыкаясь. Она даже не дотронулась до заботливо положенного перед ней меню.

— Ты что будешь? — спросил он.

— Ничего. Я совсем не хочу.

— Значит, я должен есть один? А ты будешь смотреть? Ты желаешь увидеть, как я не смогу держать вилку от смущения?

Она улыбнулась наконец-то.

— Ну, тогда стакан сока.

— Стакан? Возьми хотя бы мороженое. Я знаю, ты любишь мороженое.

— Люблю.

На мгновенье Богдан совершенно изменился: исчезла веселость, исчезла уверенность. Исчезло все вокруг, потеряв значение. Но лишь на мгновенье.

Он болтал все время, пока ел. Аня смотрела то на него, то на снежную белизну мороженого, тающего в вазочке.

Это случилось пять лет назад. Целый месяц он не мог сказать ей: «Я тебя люблю». Он был уверен, что просто не способен любить. Не желает. Он не мог любить. Не мог. Уж он-то себя знал. Так стоит ли говорить? Хотя раньше казалось, чего уж проще. «Я тебя люблю!» — ну что стоит произнести? Почему не сказать женщине то, что она мечтает услышать? «Я тебя люблю», — чуть проникновенный голос, и все. Если кто-то спрашивает: «Ты меня любишь?», почему бы не ответить: «Да! Люблю!» Я люблю тебя. Люблю лето, тепло, море. Люблю немножко выпить с тоски. Люблю тихий шелест деревьев и ласковый ветер в лицо. Люблю женские губы — сладкие и горькие, напряженно-холодные и нежно-податливые. Ну мало ли что я еще люблю. Например, мороженое. «Любишь? — Люблю». Странные слова, неосязаемые, невесомые, нереальные. Легкий вздох случайно сложенных губ. Отчего временами они бывают так значимы, так властны и так действительны? Отчего им придается особый смысл, особая важность? Разве не похожи они на растаявшую на ладони снежинку, от неощутимой хрупкости которой через секунду уже не остается и следа?

— Спасибо за компанию, — они уже вышли из ресторана и какое-то время стояли лицом друг к другу. — Тебя проводить?

Взгляд Богдана откровенно и безудержно ласкал, сводил с ума и пробуждал желания, а руки… руки безучастно прятались в карманах. Аня не двигалась, только пыталась отвести взгляд.

Вдруг рука его шевельнулась, устремилась вперед и замерла, едва не дотронувшись до нее.