Дэни Вейд - Повелительница страсти

Услышав шаги, Эва-Мари отложила щетку, которой она чистила свою кобылу, и взглянула на него поверх ее холки.

Мейсон отметил, что черты ее лица заострились, очевидно, в последнее время она много работала и почти ничего не ела. К тому же ей не мешало бы умыться и причесаться – одежда и лицо Эвы-Мари были покрыты пылью, а в волосах застряли соломинки.

– Денник готов, – произнесла она устало, но с безукоризненной вежливостью.

Ведь именно этого он и хотел? Преподать ей урок было его целью, не так ли? Так почему ее измученный вид не делает его счастливым?

Неожиданно за его спиной раздался удивленный возглас Лоуренса:

– Эва-Мари, почему ты чистишь стойла?

Девушка вскинула голову. Ее глаза широко раскрылись.

– Лоуренс?

Мужчина обошел Мейсона и, заметив, что у Эвы-Мари весьма растрепанный вид, развел руками:

– Что происходит, Эва-Мари? Ты не отвечаешь на звонки. На этой неделе ты не появилась на заседании библиотечного комитета. А теперь это?

– Об этом вы должны спросить меня, – сказал Мейсон надменно, обойдя вокруг, чтобы занять позицию между Лоуренсом и входом в денник. – В конце концов, я здесь хозяин.

Недоумение на лице Лоуренса развеселило Мейсона. Очевидно, тот не мог ничего понять. Наконец Лоуренс спросил:

– А кто вы такой?

Мейсон едва не расхохотался. Но тогда рыбка сорвалась бы с крючка.

– Я Мейсон Харрингтон.

Лоуренсу понадобилась минута для осмысления услышанного. Затем он окинул Мейсона недоверчивым взглядом:

– Ты хозяин? Как же так?

Мейсон услышал, что дверь денника приоткрылась. Эва-Мари намеревалась сама рассказать обо всем Лоуренсу. Но Мейсон не мог допустить, чтобы его лишили удовольствия поставить богатенького приятеля Эвы-Мари на место.

– Я новый владелец поместья Хайятт.

Лоуренс бросил сердитый взгляд на Эву-Мари:

– Как такое вообще возможно?

Богачи не хотят верить в то, что один из них может обеднеть… если только это не служит их выгоде.

– Поместье выкуплено, Лоуренс, – сказала Эва-Мари глухим голосом. – Мы были вынуждены его продать.

Мейсон облокотился на деревянную опору, скрестил ноги и переплел руки на груди.

– И я едва дождался, чтобы выкупить его.

– Но ваш отец был жокеем? Кем-то вроде тренера?

Мейсон выпрямился:

– Он был единственным в своем роде тренером, карьеру которого ты развалил, раскрыв нашу с Эвой-Мари тайну много лет назад. – Лоуренс, смущенный напором Мейсона, попятился, но тот не позволил ему уйти, пока не высказал все, что хотел. – Отец оставил в наследство Кейну и мне достаточно денег, чтобы выкупить это поместье и основать наши собственные конюшни.

Мейсон стоял достаточно близко, чтобы увидеть, какой ошеломляющий эффект оказали на Лоуренса его слова.

– Как это возможно? – спросил он снова.

– Я знаю, трудно представить, что кто-то добился успеха благодаря упорному труду, но, по правде говоря, я это заслужил.

«Я это заслужил».

Эти слова звучали в ушах Эвы-Мари, когда она провожала Лоуренса к его «линкольну». Мейсон был прав: он всегда много трудился. За неделю, что она работала на Харрингтонов, Эва-Мари убедилась, что братья не собираются почивать на лаврах и просто наслаждаться своими деньгами.

Она не могла не сравнивать Мейсона и Лоуренса, учившегося в хорошей школе и устроившегося на работу в папочкину риелторскую контору, где можно было не напрягаться, так как там всегда находились те, кто за небольшое вознаграждение был готов делать за него грязную работу, чтобы угодить сыну хозяина.

Эва-Мари знала все его недостатки, но он был единственным другом, который был с ней все это время, несмотря на проблемы семьи Хайятт. Он также был единственным, кто знал, что на самом деле происходит с ее отцом. Родители надеялись, что она, в конце концов, сдастся и выйдет за него замуж, но в этом она сопротивлялась до последнего.

– Как ты могла позволить этому случиться, Эва-Мари? – спросил Лоуренс, следуя за ней, не глядя под ноги и пачкая свои дорогие туфли в грязи. – Все, что тебе нужно было сделать, – это позвонить мне. Я бы все уладил. С легкостью.

Если бы она приняла его условия. В этом он и Мейсон были очень похожи: все их предложения были с условиями. Почему Лоуренс так настойчиво ее добивается, она не могла понять. Без особого труда он получал от жизни все, что хотел. Ему ни за что не приходилось бороться.

– Ты знаешь, я могу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь, – настаивал Лоуренс, и она чувствовала его горячее дыхание на своем лице. – Нежность и заботу вместо необходимости быть прислугой для родителей, – выражение его лица стало брезгливым, и это не укрылось от глаз Эвы-Мари, – и работать на того парня, – добавил он, кивнув на Мейсона.

Дойдя до парковки, Эва-Мари остановилась у «линкольна» и устало опустила плечи. На мгновение она хотела поддаться искушению прекратить борьбу и отдать свою жизнь в чьи-то руки. Слезы изнеможения выступили на ее глазах.

– Ты в порядке? – Лоуренс участливо взял ее ладони в свои.

Эва-Мари попыталась высвободить руки: прикосновения его цепких пальцев причиняли ей боль. Она бросила взгляд в сторону и увидела, что Мейсон, следовавший за ними, заметил ее движение.

Лоуренс смотрел на нее, не отводя глаз и не двигаясь с места.

– Да. Я в порядке, – заверила она и посмотрела на Лоуренса твердым взглядом. – До свидания, Лоуренс. Увидимся на заседании библиотечного комитета на следующей неделе.

Он, казалось, был готов протестовать, но потом нацепил обиженное выражение лица и отпустил ее руки. Потому что так было легче. Ведь, в конце концов, он был великовозрастным ребенком.

Когда автомобиль Лоуренса скрылся за поворотом, Эва-Мари потерла руку: она снова почувствовала острую боль в ладони. Она быстро глянула на красные мокнущие пятна на коже и спрятала руки за спину.

– Этот парень все еще здесь отирается? – спросил Мейсон, приблизившись к ней.

Эва-Мари тяжело вздохнула. Если она не уйдет сейчас, у нее не хватит сил на душ.

– Лоуренс – друг семьи.

– Но не часть семьи? Какое разочарование для твоего отца.

Он ничего не знал. Единственное, по поводу чего отец продолжал донимать ее, – это Лоуренс. Хотя он не говорил этого прямо, Долтон видел в Лоуренсе решение всех своих проблем. Мнение Эвы-Мари в расчет не принималось.

Слишком уставшая, чтобы поддерживать светскую беседу, Эва-Мари развернулась и направилась к дому.

Мейсон последовал за ней.

– Я для своего отца сплошное разочарование, – пробормотала она, открывая дверь. – Спокойной ночи, Мейсон.

– Подожди. Почему ты идешь спать?

– Потому что я имею право, – коротко ответила Эва-Мари, направляясь к лестнице. Преодолев ступени, она повторила: – Доброй ночи, Мейсон, – и поплелась к себе в комнату.