Кэтрин Гарбера - Игра в обольщение

Хантер не сводил с нее пристального взгляда. Если дьявол похож на него, она с радостью продаст ему свою душу. Но он не просил ее души. Он просил возможности нормально существовать. То, что ей никогда не удавалось.

Не из-за отца, хотя временами она винила его в этом. Но она знала, что все зависит от нее и ее представлений о том, какими должны быть жизнь и отношения. Очень часто она чувствовала себя странно, потому что ей казалось, у всех есть из чего черпать основы нормального существования. А у нее – только разочарование в отце.

Она наклонила голову и уперлась лбом в его лоб. Хантер закрыл глаза, и она воспользовалась моментом изучить его лицо с близкого расстояния. Заметила крошечный шрам под правым глазом и какие густые у него ресницы. Поднесла руки к его лицу, сжала и ладонями ощутила мягкость бородки. Хантер интересовал ее все больше.

Она старалась защитить себя, пытаясь возвести между ними барьеры. Она колебалась, понимая, что неожиданная страсть Хантера к ней может объясняться его интересом к отцовским документам. Но этот человек – сложный, интригующий – притягивал ее, как пламя притягивает мотылька. Хотя она была умна и знала, что может обжечься. Но знала также, что оно того стоит.

Он того стоит.

И, черт, если уж быть честной с собой, нужно признать, что и она того стоит. Она заслуживала возможности быть с таким мужчиной, как Хантер. Никто не сказал, что отношения должны длиться вечно. Она будет счастлива и несколькими неделями. Просто немного развлечется.

Он, конечно, умеет развлечь?

Он кажется идеальным мальчиком для развлечений.

Она провела пальцами по мягкой бородке. По его губам. Они были упругими и тоже мягкими.

Его глаза открылись. Его взгляд был непроницаемым, но она не желала тревожить себя такими пустяками.

Она позволила соленому морскому ветерку овеять ее, унести тревоги и страхи. Именно страх держал ее в этом большом особняке на холме. В темном доме с отцом, который то ненавидел ее, то делал вид, что любит. Страх заставил ее использовать коробки с документами в своих интересах, страх выгнал ее из отцовского дома сегодня утром и толкнул к этому мужчине.

Хантер.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – ответил он, отступая.

Они сели в байдарки, вернулись к магазину и переоделись. Выйдя из раздевалок, оба почувствовали себя неловко. А может, только она одна почувствовала себя неловко?

Хантер вышел вперед, взял ее руку, переплел пальцы и повел туда, где они оставили машину.

– Не могу представить, как это – расти с таким отцом, как тренер.

– Не плохо и не хорошо. Он просто игнорировал меня. Думаю, будь я другим человеком, усерднее старалась бы заставить его заметить меня. Но вместо этого я просто оставалась в тени.

– Но вы не всегда были в тени, верно?

– С ним – всегда. Я хорошо училась, и у меня были прекрасные мама и отчим. И росла я странно: всегда в центре их внимания. Потом как-то летом я приехала в Калифорнию на четыре недели, но отец равнодушно ко мне отнесся. Думаю, я проецирую часть его неприязни на вас, – призналась она.

Собственно говоря, Феррин была в этом уверена. Он один из любимчиков отца. Трудно не хотеть того, что он получал от тренера. Уважение. Внимание.

– Я ничего подобного не чувствовал. Мне кажется, вы боитесь доверять себе. И вот сейчас не можете просто расслабиться и чувствовать себя со мной непринужденно.

– Может быть, – вздохнула она. – Но я ни на секунду не верю, что вы со мной откровенны и естественны.

Он пожал плечами.

Она заметила, что он часто это делает. Возможно, считает это самым подходящим нейтральным ответом. А может быть, защитная реакция. Способ не отвечать, когда предмет беседы был слишком близок к правде. И она понимала это. Действительно понимала. Она сама хотела убежать от вещей, вызывавших в ней слишком много эмоций. Но разве это когда-нибудь и чему-нибудь помогало?

– Как насчет уговора? Вы перестанете сопротивляться и ответите мне, а я попытаюсь расслабиться, чтобы сегодня мы могли повеселиться, – предложила она.

– Мне и так хорошо. Вы заставляете меня снова чувствовать, Феррин. Это не вожделение. Потому что вожделение легко объяснимо и подогревается гормонами. Это нечто большее. Никогда не думал, что опять буду испытывать нечто подобное к женщине.

Она насмешливо выгнула бровь:

– И я должна этому верить?

Он глуповато улыбнулся:

– Именно. Это правда. Я хочу вас, не стану отрицать, но дело не только в этом. Для меня это не просто очередное завоевание.

– Смею надеяться, что нет, – пробурчала она, но в его голове звучали беспечные нотки, отчего ей хотелось улыбаться. – Так что же это значит – не просто очередное завоевание?

– Полагаю, вам нужно побыть со мной рядом, чтобы узнать наверняка.

– Я вполне намерена так и поступить. – заверила она.

Он обнял ее за плечи и притянул ближе. Оба стояли на ветру, глядя на горизонт, и она перестала волноваться.

Он приподнял ее подбородок и опустил голову, завладев ее губами. Медленно. Полностью.

Когда они снова пустились в путь, он повез ее по скоростной автостраде Пасифик-Коуст. Они по очереди подпевали песням, льющимся из цифровой радиостанции, и наперебой старались назвать имя исполнителя. Вспоминали лучшую еду в их жизни: стейк в Аргентине – для него, бисквит с клубникой в Плант-Сити, Флорида, – для нее. Она на время забыла о своем отце и футболе и всем том, что не давало ей покоя в этой жизни.

Забыла, что постоянно сомневалась, стоит ли доверять Хантеру, мало того, среди смеха и признаний в вещах, казавшихся мелкими и незначительными, поняла, что начинает доверять ему. Она стала показывать ему настоящую Феррин Гейнер, и если не ошибалась, увидела Хантера-человека. Не игрока НФЛ, преследуемого давним скандалом.

Прошло немногим больше недели с того дня, который она провела с Хантером. Верный своему слову, он оставил ее в покое, предоставляя принять решение, и словно исчез из ее жизни. Всю эту неделю она провела в одном доме с тренером. И по-прежнему не была близка к решению.

Она стояла в коридоре у отцовского кабинета перед дверью из цельного дерева и ручкой из полированной латуни. Может, это игра воображения, но она чувствовала, что отец не хотел бы видеть ее в своем кабинете.

Она открыла дверь, вошла и быстро закрыла ее за собой. Осторожно ступила в комнату, которой избегала со времени своего возвращения в Калифорнию. Постояла на пороге, вспоминая, как подростком хотела войти сюда, а отец жестом приказал ей убираться.

Может, именно поэтому она не хотела позволить Хантеру рыться в коробках? Не желала быть здесь с тем, кого в этот кабинет пускали. Но сегодня кабинет казался всего лишь пустой комнатой, а отец лежал наверху, в постели, делая вид, что спит, лишь бы не разговаривать с ней.