Кэтрин Гарбера - Игра в обольщение

Он нажал кнопку «запись» и кивнул своему отражению:

– Феррин, пожалуйста, не стирай запись. Мне очень жаль. Ты права, мне следовало рассказать тебе все, что я знал о той ночи…

Сделав запись, он отослал видео Феррин и стал ждать, поглядывая на экран. Когда придет его сообщение? Наконец он увидел, что сообщение пришло и даже прочитано.

Она все прочитала. Она открыла его видео. Означает ли это, что она просмотрела запись?

Он не знал.

Но будет сидеть здесь, пока не получит ответ, а потом… потом он составит очередной план. Потому что, как бы он ни нуждался в ответах, как бы ни хотел покончить с прошлым, нужно было объясниться с женщиной, которая вполне может стать его будущим.

И тут он увидел, как кто-то идет к машине.

Феррин.

Феррин понятия не имела, что собирается сказать Хантеру, когда увидит. Но это видео заставило ее поверить, что он тоже мучается. Что хочет… прощения. Она не была уверена, что готова к этому. Но хотела, по крайней мере, услышать из его уст, что случилось на самом деле.

Он открыл дверцу машины, и теперь, когда она подошла к нему так близко, в ней снова взбунтовались страх одновременно с гневом. Это удивило ее.

Он вышел, захлопнул дверцу и скрестил руки на груди:

– Полагаю, ты получила мое видео.

– Мне, возможно, вообще не следовало быть сейчас здесь. Просто мне нужно было увидеть тебя.

Он ничего не ответил. Только опустил руки.

– Вот я, перед тобой. Теперь ты меня знаешь, Феррин. Все шрамы и полученные в бою раны, которые я пытался скрыть. Уродство, от которого я не могу избавиться.

Он тяжело вздохнул, покачал головой, опустил ее и снова поднял. Она не могла увидеть выражения его глаз сквозь темные очки, которые он так и не снял.

– Не можем мы поехать куда-нибудь и спокойно поговорить? Вряд ли стоит делать это на улице, – сказал он. – Я отвечу на все твои вопросы.

– Хорошо. Встретимся в кафе «Кармел» через полчаса.

– Я не могу идти куда-либо в этом городе, – отказался он. – Меня узнают. Люди тотчас начнут глазеть на меня, особенно теперь, когда стало известно, что дело может быть открыто. Помнишь, как все было в первую ночь, когда мы поехали ужинать?

– Помню.

– Как насчет пляжа? Он, правда, публичный, но и там можно уединиться, – предложил Хантер.

– Хорошо. Я возьму машину и поеду за тобой.

Она просто боялась, что не выдержит разговора наедине с ним, в машине, прямо сейчас.

– Глупости. Я подвезу тебя.

– Нет. Нужно быть готовой к тому, что я доберусь до дома самостоятельно. Если ты не скажешь мне правду, я вовсе не желаю зависеть от тебя хоть в чем-то.

– Пропади все пропадом, Феррин! Я тоже ранен, и достаточно глубоко! Понимаю, моя вина в том, что ты злишься. Но это не уменьшает моего гнева.

Он снял темные очки, и от неприкрытой муки в его глазах у нее сжалось сердце. Но она не могла забыть о том, что сегодня случилось.

– В конце улицы есть парк. Хочешь, посидим там на скамейке? – спросила она.

Он снова надел очки и закрыл машину.

– Где этот парк?

– Сюда, – сказала она и пошла по улице. Когда после развода родителей она приезжала к отцу на каникулы, почти целыми днями просиживала в парке. Раскачиваясь на качелях и делая вид, что, если сможет взлететь как можно выше, сбежит от реальностей этой жизни.

Приехав к нему впервые, она изо всех сил пыта лась стать такой дочерью, которую хотел видеть отец. Но все было безнадежно. Она не сумела. Может, поэтому и терпела неудачу за неудачей в своих отношениях с мужчинами. Она не могла быть такой, какую они хотели. Ей нужно быть такой, какую хочет она, и тогда тот, единственный, придет сам.

Хантер медленно следовал за ней. Феррин ощутила, как гнев и смятение ее немного отпустили.

Он сел рядом с ней, оставив между ними более чем почтительное расстояние. Вот оно! Хантер расскажет ей все, что, по его мнению, заставит ее простить ему ложь. Но нужно быть твердой, выслушать его и распрощаться.

Она словно упала с небес на землю, потерпев крушение после прекрасных дней, проведенных в гламурном мире Хантера Карутерса. Впрочем, этого и следовало ожидать. С самого начала она знала, что они живут на абсолютно разных планетах. Но она понятия не имела, насколько они разные.

Но вот крушения… крушения она не ожидала.

Она скрестила ноги и приготовилась быть объективной, как обычно советовала изучавшим психологию студентам. Хотела найти ярлык для Хантера и приклеить к нему. Но сейчас ничего не могла придумать. Не могла собраться с мыслями. Потому что прислушивалась только к голосу сердца и не могла найти в себе ни капли объективности.

– Говори же! Начни с самого начала.

– Мы со Стейшей встретились в самый первый день, когда я приехал в калифорнийский кампус. Тогда, дома, в Техасе, я был важной персоной, звездой. Все считали, что я предназначен для великих дел, но мне в Калифорнии было страшно. Казалось, все были на своих местах. Кроме меня. И Стейша подошла ко мне и предложила что-то… печенье. Дома она испекла целую партию, прежде чем приехать в Калифорнию из Орегона.

– Как мило с ее стороны, – пробормотала Феррин.

В его голосе слышались нежность и сознание собственной вины по отношению к Стейше. Что же случилось в ту ночь, когда она погибла?

– Очень мило, – согласился он. – Стейша выросла на ферме, и ее родители были приверженцами здоровой еды. Она научила меня пить свежевыжатые соки и питаться только здоровой пищей, причем сама готовила для меня полезные блюда.

– Вы жили вместе?

– Нет. Я жил в общаге, а она – в квар тире недалеко от кампуса, чтобы сэкономить деньги.

Феррин было грустно за девочку, которой так и не выпало шанса стать женщиной. Судя по словам Хантера, Феррин хотелось бы узнать Стейшу поближе. А Хантер терзался угрызениями совести из-за ее смерти. Почему?

Он вытянул ноги и уставился куда-то в пространство:

– Она училась на курсах медсестер. Ее мать была медсестрой, а все, что хотела Стейша, – быть такой, как мать…

Он осекся, отвернулся и стал смотреть на горизонт. И ничего больше не сказал. А Феррин тоже не находила слов.

– Что случилось в ту ночь, когда она умерла? – спросила наконец она, хотя не была уверена, что именно надеялась услышать в его голосе. Но кроме нежности и сознания вины она слышала боль и печаль. Она не судья и не присяжные. Ей хотелось делать вид, что причина, по которой необходимо узнать его прошлое, кроется исключительно в документах из кабинета отца, но, как женщина, неравнодушная к Хантеру, жаждала получить ответы. Он пытался заставить ее идти против желаний отца и позволить ему рыться в бумагах и видео, которые отец по какой-то причине не желал обнародовать.

Подняв очки на макушку, Хантер повернулся к ней. При виде его грустных глаз ее душевная боль стала еще острее.