Дэни Коллинз - Месть идеальной женщине

– Чего? – подозрительно переспросил он. – Договаривай. Чего не заслуживают люди вроде тебя?

Нет, ей совсем не хочется говорить с ним об этом. Да и зачем?

– Поддержка. Нам нужны поддержка и место, куда мы могли бы прийти.

Клер безусловно верила, что дети вроде нее заслуживают того, чтобы обрести близких людей и дом, и, конечно, шанс добиться чего-либо в жизни. И если она не станет отстаивать их интересы, никто и никогда не поможет им.

– Ты говоришь о сиротах?

– Да.

Клер не могла поднять на него глаза. У нее теснило в груди. Несмотря ни на что, она надеялась, что благодаря ее рассказу Алексей изменит свое мнение о ней. Он ведь никогда не проявлял интереса к ее жизни. И вот теперь, узнав, что она сирота, он в полной мере может осознать, как сильно она ощущала недостаток любви, как она ранима и одинока.

– Сколько тебе было, когда…

– Четыре. Автомобильная авария. У меня было выбито плечо и сломана нога. А они умерли в одно мгновение.

– Поэтому ты держишься так отчужденно? – Алексею так хотелось взять ее за руки, успокоить, но он сдержал порыв. – Быть сиротой – не преступление. Я тоже сирота.

– Ты потерял обоих родителей? Не только отца? – Ее синие глаза потеплели. – Что случилось? Сколько тебе было лет?

Он тотчас же пожалел о том, что завел этот разговор.

– Мне было четырнадцать, когда не стало отца. Мама ушла, когда мне было двадцать. Чисто технически я никогда не был сиротой. Я просто хочу сказать, что нет ничего постыдного в том, что у тебя нет родителей.

Однако похожее чувство стыда терзало его самого. Он очень переживал смерть отца и то, что так и не смог как следует заботиться о матери. Более того, день за днем он мучился мыслями о том, что, даже если бы он и смог обеспечить матери самую лучшую жизнь, излечить ее разбитое сердце было не в его силах. Ведь именно тоска стала причиной ее угасания.

Отбросив мысли о себе, Алексей перевел разговор на Клер.

– Но четыре года – довольно юный возраст. Тебя могли удочерить.

– Думаешь, от меня это как-то зависело?

Алексей тотчас же пожалел о своих словах. Он сделал шаг навстречу Клер и взял ее за руки.

– Конечно, ты права, – пробормотал он. – Я не должен был этого говорить. Где ты жила? В приюте?

– Да. – Он почувствовал, как она вздрогнула, словно от холода. – Первый и единственный дом, который у меня был. Там было спокойно, я часто возвращалась туда, когда в моей жизни наступали трудные времена. Именно поэтому я хочу обеспечить приюту достойное финансирование, чтобы его двери оставались открытыми для всех, кто в этом действительно нуждается. Мне не нужно пожертвование Григория. Та сумма, которую ты мне пообещал, гораздо больше того, что собирался дать мне Виктор. Можешь сказать Григорию что угодно. Больше я не стану упоминать о приюте в разговорах. Буду рассказывать всем, что мы познакомились в Лондоне – и ничего больше.

Клер отвернулась и поджала губы.

Алексей был поражен. Клер оказалась вовсе не охотницей за чужими деньгами, а матерью, готовой на все ради своих детей. Это потрясло его до глубины души.

– Ты могла бы заставить меня поверить в то, что твои мотивы чисты. Почему ты прикидывалась такой циничной?

– Какая тебе разница, что движет мною? Между нами нет доверия и тех отношений, когда двое рассказывают друг другу о своих шрамах, видимых и невидимых.

Она чувствовала себя уязвленной. Алексей опустил руки.

– Да, это так.

– Вот и все. Я… я не хочу думать о тебе.

– А как насчет твоего тела? – прошептал он и прижал ее к себе, чтобы она почувствовала его возбуждение. Казалось, оно не проходило с самого первого момента их встречи. Он подумал, что секс – единственное, что поможет ему сокрушить стену, которую Клер выстроила вокруг себя. – Ты хочешь, чтобы я был в тебе?

Она широко распахнула глаза, потрясенная его откровенностью.

– Я… э-э-э… Да. Кажется, таким было наше соглашение. Разве нет? Между нами будет секс – и ничего больше. – Она нервно провела языком по губам.

Что ж, он постарается запомнить это.

Алексей перевернулся на спину, и его движение разбудило Клер. Она тотчас же испытала желание вновь прильнуть к нему, но подавила этот порыв и задумалась. Как она оказалась здесь?

Вчера она была так зла на Алексея. Он недооценивал ее, его не трогали ее страдания и боль, но ему пришлось признать, что она достойный соперник, когда бросила ему откровенный вызов. От нее ему нужен только секс. И это должно охладить ее чувство к нему… Но хватало лишь одного его прикосновения, чтобы снять ее боль. Клер понемногу начала забывать, что такое одиночество.

Рука об руку они выскользнули из театра прошлым вечером. Поездку в машине она помнила смутно. Она смотрела в окно, но ничего не видела. Как только они оказались в прихожей и избавились от верхней одежды, Клер сама потянулась к нему за поцелуем так страстно, что Алексей издал тихий стон. Он взял ее на руки и отнес в свою спальню… А ее не заботило ничего, хотелось лишь, чтобы он утолил ее печаль и избавил от душевной боли.

Клер начинала по-настоящему бояться, что теряет себя. Она подумала, что самое время уйти сейчас, раз она проснулась. Но стоило Алексею обвить ее талию руками, она и думать забыла о бегстве. Сейчас он проснется, и они снова займутся любовью! Клер и не подозревала, что может быть такой ненасытной.

Он что-то пробормотал по-русски. Клер повернулась и стала вглядываться в его лицо. Его брови были нахмурены, а губы поджаты. Все его тело напряглось. Непонятные фразы вновь и вновь срывались с губ.

Ему снится кошмар? Клер коснулась его лба, провела рукой вдоль шрама, тихонько позвала по имени. Его хватка стала крепче, и она вновь позвала его – уже от боли.

Вздрогнув, он проснулся, но так и не отпустил ее.

– Клер?..

– Я здесь. – Она попыталась снять с себя его руку. – А где ты?

Алексей часто задышал, а потом отстранился от нее.

– Я сделал тебе больно? – Он уселся на краю кровати.

– Все в порядке. – Она положила ему руку на грудь – его кожа была влажной от испарины. – Тебе часто снятся кошмары?

– Никогда, – резко ответил он и подтянул к себе простыню.

Клер сжала ладонь в кулак.

– Скорее всего, тебе просто некомфортно спать с кем-то в одной постели. Я как раз собиралась уходить, так что… – Она осеклась.

Кажется, целую вечность он молчал. Это становилось невыносимым. Клер почувствовала тошноту, когда поняла, что он не собирается просить ее остаться. Теперь она испытывала отвращение к самой себе.

Как можно, вопреки всему, ждать от него человечности? Надеяться, что она нужна ему не только для постельных утех? Смешно. Так долго она старалась одержать верх над собственным одиночеством, но еще никогда не испытывала столь сильного отчаяния, как в эту минуту. Годы тренировок научили ее мастерски справляться со слезами. Нет, и теперь она не заплачет!