Наталья Черемина - Мышка

Прошло около полугода, за которые Танька понемногу вышла из шокового состояния, мысль об усыновлении положила на дальнюю полку, но не выбросила. Мужчин у нее не было, она принципиально избегала каких бы то ни было контактов, словно замаливая грехи периода гарема. В ночном клубе была пару раз, и то с коллегами. На дни рождения «светских львиц» она являлась, но в ночных продолжениях участия не принимала, отчего ее, видно, сочли совсем скучной и звонили все реже и реже. Она чаще общалась с сестрой и замужними подругами, а таких осталось немного, точнее, две: толстая Алка и полностью одомашненная, кроткая и хозяйственная Светка Седова. Родив необычайно крупную девочку в огромных мучениях, Светка неожиданно стала очень доброй и (совсем невероятно) стыдливой. К тому же, впервые за десять лет своих отношений с Геной, она призналась, что испытывает к нему нечто большее, чем просто плотское влечение. К ее счастью, у Таньки было отношение двойственное: с одной стороны, она любила подругу и была за нее рада, с другой стороны, ее свербила мысль о том, что если уже похотливая Седова стала женой и матерью, а она, умная, симпатичная, хозяйственная и вообще практически непогрешимая во всех отношениях Татьяна, злая на весь свет, вечерами сидит в родительской квартире и читает детективы, то мир рушится в тартарары.

Возвращаясь одним прекрасным утром с таможенного терминала, переругавшись со всеми, с кем только можно было, уставшие и злые, Юрий Викторович и Татьяна направлялись в контору. Внезапно маршрут изменился, на развилке вместо привычного пути машина выбрала окружную дорогу и помчалась в обратном направлении. Танька, погруженная в свои мысли, вышла из оцепенения, когда джип лихо притормозил во дворике загородного ресторана, больше известного в народе как «Охотничий домик». Вопросительно взглянув на шефа, она получила такой же молчаливый пригласительный жест.

Сели в отдельном кабинете, и тогда только Танька решилась на вопрос:

— А в честь чего, собственно?

— Да в честь вторника.

— А на работе ждут.

— Не ждут, я позвонил, сказал, что проторчим на терминале долго, а потом я тебя отпущу.

— А что, проторчим долго?

— Зависит от тебя, Танюша, — отеческим тоном сказал Юрий Викторович. — Я вижу, что ты устала. Работаешь на износ, в конторе до упора торчишь каждый день. Просто хочу поговорить с тобой в неформальной обстановке, хочу, чтобы ты немного расслабилась. Да и самому хочется спокойно посидеть, после такого начала дня уже никакой работы не надо. Неотложных дел больше нет, так что у нас, считай, отгул.

Занялись вином и закусками, говорили все больше о ерунде, смеялись. Принесли горячее. Танька, насытившись и успев немного опьянеть, с благодарностью смотрела на шефа. Все-таки какой человек золотой. Вот много ли начальников такой отдых подчиненному могут внезапно подарить? И так вовремя. Последнее время Танька, кажется, тоже заразилась модной нынче болезнью — синдромом хронической усталости.

Начав вторую бутылку, задумались каждый о своем. Внезапно Юрий Викторович мягко взял Таньку за подбородок и поглядел ей в глаза. Отпустил, вздохнул и тихо сказал:

— Эх, Танюша, Танюша. Такая молодая и такая грустная.

Таньку прорвало. Захлебываясь слезами, она рассказывала и рассказывала. Про Олега, Машку, диагноз, выкидыш, монастырь, приемного ребенка. Перебивая сама себя, торопливо, как будто ей выделили всего несколько минут на то, чтобы сказать главное, она вываливала на обалдевшего шефа все свои беды, не думая о последствиях. Юрий Викторович, надо отдать должное, быстро справился в первым изумлением и деловито подливал ей вина в бокал, к которому она незаметно для себя периодически прикладывалась. Дойдя до «Спецремжилстроя», она вдруг резко иссякла, как будто кран выключили. Посидели несколько минут в звенящей тишине. Потом Юрий Викторович встал, взял Таньку за локти и мягко поднял ее на ноги.

— Пойдем, тебе надо отдохнуть, — так же мягко, но не допуская возражений, сказал он и увлек ее к двери.

К слову, в кабинете были две двери. Одна вела в общий зал ресторана, а другая — в противоположном направлении. Танька прекрасно помнила, что в зал ведет правая дверь. Но ни слова не сказала, когда шеф завернул ее к левой. Она была опустошена своим монологом, ей хотелось быть маленькой и послушной.

По небольшой дубовой лестнице они поднялись на второй этаж и оказались в узком коридорчике, стены которого украшали маленькие гравюры. Пройдя мимо нескольких дверей, они остановились перед номером четыре.

— Заходи, расслабляйся, — пропустил ее вперед Юрий Викторович. — Да не бойся, я тебя не съем.

Татьяна пожала плечами и вошла в небольшую, уютную комнату, отделанную в охотничьем стиле, как и все заведение. Комната мягко и приглушенно освещалась двумя бронзовыми светильниками по бокам большой кровати, застланной пестрым покрывалом из пушистых шкурок.

— О, да тут все, что надо, — деланно веселым голосом, стараясь не глядеть на шефа, произнесла Татьяна и бухнулась в кресло перед столиком с вином и фруктами. Но не успела она донести виноградину до рта, как ее подхватили сильные руки, и спустя мгновение она утопала в мягком покрывале и горячем дыхании мужчины. Ей захотелось раствориться, стать еще одной шкуркой на этой кровати, и она податливо раскинулась навстречу бешеному напору.

В перерывах между сексом они пили вино, а потом снова бросались в мохнатые объятия охотничьей кровати. В конце концов Танька так устала и опьянела, что не заметила, как провалилась в глубокий сон без сновидений.

Проснулась она от кофейного аромата, игриво щекочущего ноздри. Шеф сидел в кресле и задумчиво потягивал кофе из дымящейся чашки. Весь облик его выражал детское умиротворение. Увидев, что Танька проснулась, он встрепенулся, подхватил со столика поднос с кофейником, чашкой и плетенкой с печеньем и поспешил к кровати. Осторожно поставив поднос, даже не поднос, а специальный постельный мини-столик на коротких ножках, на ее колени, Юрий Викторович уселся на краешке с выражением лица бабушки, угощающей внучку блинами.

— Уже вечер. Но ты не торопись, моя хорошая. Головка не болит?

— Пока нет. Спасибо, — пробормотала Танька и отпила обжигающего напитка. Господи, как теперь себя вести? Как смотреть ему в глаза? Как дальше работать? Ну нельзя же показывать ему, как она боится. Набравшись мужества, она просипела: — Ну вот, так я и оказалась в постели с начальником.

— Чего? — Шеф встрепенулся. — А, в постели. — Глаза его увлажнились. — Ты прелесть, Танюшенька. Я и мечтать не мог, такая молоденькая, такая умница. Хотел, хотел, но и не мечтал, так-то. Вот что, моя хорошая. Денег мне возвращать не надо, считай, что это тебе премия. Даже не спорь, ты заслужила. Все на себе тянешь, лучший работник. И это твоя премия! Ладненько? — Юрий Викторович искательно заглянул ей в глаза и потянулся всем телом, вероятно, для поцелуя.