Дженнифер Грин - Горькая лаванда

— Эй, потише, — принялась увещевать его Камилла и вдруг поймала себя на том, что произнесла любимое выражение Боба. — Как ты вообще сюда попал? Что тебе здесь надо?

Подойти к нему ближе не было никакой возможности. Пес заходился лаем и был готов вот-вот сорваться с привязи. Камилла вернулась в дом и встала у окна. Как только она исчезла из виду, пес замолчал. Через грязное стекло Камилла заметила, что на левой лопатке у него рваная рана. Конечно, не смертельная, но явное доказательство того, что с псом обходились плохо.

Как к нему вообще мог кто-то подойти, чтобы привести сюда и привязать к старому клену? Впервые с тех пор, как она поселилась здесь, Камилла обследовала кухонные шкафы и нашла старую алюминиевую миску, подходящую для того, чтобы набрать в нее воды для пса. Но стоило ей приоткрыть дверь, как овчарка снова бросилась на нее с заливистым лаем. Чуть помедлив, Камилла все-таки вышла, держа миску перед собой.

— Кончай спектакль! Я не подойду ближе, чем требуется, можешь быть спокоен. Но если ты хочешь пить и есть, будь добр, перестань бросаться. Терпеть меня не можешь? Ради Бога! Я тоже терпеть никого не могу. И не думай, что ты тут надолго задержишься! — Она осторожно пододвинула ему воду.

Но пес был так одержим желанием дотянуться до нее зубами, что опрокинул миску. Камилла отступила на шаг. Что теперь делать? Отвязать его, чтобы поплатиться за это жизнью? Или оставить на привязи подыхать от голода и жажды?

Камилла поспешила в дом. Она распахнула дверь и стала звать Виолетту. Никакого ответа. Сестра оказалась в оранжерее.

— Милли, — обрадовалась она, — вот уж не ожидала, что ты когда-нибудь появишься здесь! Иди, я покажу тебе своих питомцев.

— Я не за этим сюда пришла, — буркнула Камилла. — Я из-за собаки.

— Что?

Камилла вздохнула. Похоже, Виолетта не имела к псу никакого отношения.

— У тебя есть собачий корм? И вчерашняя газета?

Осознав произошедшее, Виолетта немедленно выразила готовность помочь, но тут появилась клиентка и пришлось заняться ею. Так что Камилла отправилась на кухню сама. Здесь нашлись запасы кошачьих лакомств и целая кипа старых газет, где, впрочем, не было ни одного объявления о пропаже.

С карманами, доверху набитыми сухим кормом и банками с консервами, раздраженная Камилла вернулась к коттеджу. Какого черта она возится с чужим шелудивым псом?

Подсунуть этой приблудной бестии корм не удалось. Пес метался на привязи, как очумелый. Камилла заново атаковала кухню сестры и извлекла из холодильника мясной фарш, который размазала поверх кошачьего корма и попыталась снова подложить в миску драному кобелю.

Почуяв запах мяса, животина перестала лаять и бросаться. Нет, пес не завилял умильно хвостом и не перестал щериться, но по крайней мере позволил подтолкнуть миску себе под нос. А потом набросился на еду, не забывая в промежутках рычать и скалить зубы. Во время этой дурацкой процедуры Камилле удалось подсунуть ему еще и плошку с водой. На хрена ей все это было нужно?! Но пес заслуживал сочувствия. Слишком злобный и противный, чтобы быть любимым, зато гордый и независимый.

Потом ей пришлось заняться окнами, чтобы через них можно было видеть пса. Вначале она хотела помыть только одно стекло. Но одно чистое ярче подчеркивало неприглядность остальных.

Отчаянный лай заставил Камиллу выглянуть в свежевымытое окно. Боб Макдагл, в джинсах и легкой рубашке, словно уже настало лето, перегнувшись через ограду, рассматривал пса. Казалось, его нисколько не отпугивал воинственный лай волкодава.

На какое-то мгновенье Камиллу охватила паника, но не паника ее ночных кошмаров, а страх перед этим спокойным и сильным мужчиной. Почему-то ей захотелось спрятаться от его великодушного покровительства и теплых сильных рук. Тряхнув головой, Камилла отогнала дурацкое наваждение.

Боб с обезоруживающей улыбкой указал на пса:

— Как я погляжу, тебе удалось-таки задать нашему любимцу корму!

— «Нашему любимцу»? — Ее осенило. — Боб, это твои происки?!

— Какие происки?

— Ты подсунул мне это чудовище, этого людоеда, этого человеконенавистника? За что мне такая кара?!

Боб широко улыбнулся:

— Его зовут Дарби, и когда-то он побеждал в элитных конкурсах. Трудно поверить, глядя на него теперь, да? Но это правда. Он принадлежал Артуру Чепмену, который любил и баловал пса. Соседские дети запросто играли с ним. Ты помнишь Артура? Купер-стрит, налево от ручья, первый дом слева от моста. Прекрасный был человек. И вдруг эта болезнь Альцгеймера. Конечно, люди что-то замечали, но кому охота лезть в чужую жизнь? Нам и в голову не пришло, что он избивает собаку и морит ее голодом. Да это не его вина. Болезнь. Он потерял рассудок, такое случается…

Камилла молча поджала губы.

— Ну, потом-то до соседей дошло, что здесь что-то не то, и они позвонили в полицию. Полиция вызвала социальную службу. Все так и рвались облагодетельствовать Артура, но никто не подумал о собаке…

— Немедленно отведи ее назад.

— Нет, Милл, я не убийца. Если хочешь, могу дать тебе адрес санитарной службы. Позвони сама.

— Но я не хочу…

— Естественно, они его усыпят. Но зато быстро и безболезненно.

— Ты, самодовольный сукин сын! Ты сейчас же заберешь его и избавишь меня от этой злобной бестии!

— Я дам тебе их телефон, они быстро приедут и…

— Кончай!

— Что?

— Кончай с твоими дурацкими заявлениями!

— Но, Милл, я просто подумал, что у Дарби появился шанс, может быть, последний шанс, если у тебя хватит мужества… Знаешь, каким великолепным псом он был? Да ладно, забудем. — Боб слез с ограды. — Кому он такой нужен?! Сейчас схожу домой, принесу номер…

Как фурия взлетела Камилла на ограду, чтобы избить, измолотить его. Она представления не имела, как это осуществить. Но, спрыгнув по другую сторону, схватила его за грудки и… вдруг оказалась в его объятиях. Боб склонился над ней и мягко, но решительно приник к ее губам. Его поцелуй оказался неожиданно нежным. Едва Камилла успела передохнуть, последовал другой, решительный и страстный.

Ярость улеглась в ней, теперь ее сердце бешено колотилось от другого чувства, и, тесно прижавшись к Бобу, она ощущала, как его сердце бьется в такт.

Боб поднял голову. Но Камилла, ослепленная солнцем, не могла разглядеть его лица, только темные глаза горели огнем. Она почувствовала на щеке прикосновение его пальцев и откуда-то издалека услышала чуть хрипловатый голос:

— Я знал, что у тебя доброе сердце, Камилла. И мне больно смотреть, как ты страдаешь.

Камилла не нашлась, что ответить. Она вообще была не в состоянии что-либо говорить. Как застывшая статуя, она проводила взглядом его фигуру, удаляющуюся за пограничную изгородь.