Элфин Глейд - Как ты прекрасна!

— Все это так, — согласилась Гвендолин. — Но некоторые подчиненные готовы носить его на руках. К тому же не так-то просто будет найти кого-нибудь на его место.

— Да, это будет нелегко. Но поверьте моему чутью, на Шроттере свет клином не сошелся.

Вполне возможно, мысленно согласилась с ним Гвендолин. И вдруг подумала, что преувеличенное самомнение и уверенность в своем превосходстве, которые так не нравились ей в Эрвине, она отметила и в самом Даниеле в ту первую их встречу. Он вел себя нагло по отношению к ней и с легкомысленным пренебрежением. И не важно, что она это вполне заслужила…

Как же теперь нелегко примириться с тем, что тот самоуверенный наглец и джентльмен, сидящий сейчас рядом с ней за рулем «лендровера», — один и тот же человек!

Впрочем, пять лет — это немало, напомнила она себе. За такой срок система ценностей у человека может измениться, как и его отношение к женщинам.

Сейчас она радуется, что так доверительно разговаривает с ним. Однако страх перед тем, что может произойти, если Даниел повнимательнее посмотрит на нее и узнает, никуда не исчез. Если случится то, чего она так опасается, все, ради чего она трудилась, пойдет насмарку! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сложилась ситуация, в которой ей пришлось бы вновь испытать то унижение, которое она изведала, проснувшись утром в его спальне!

Остановив «лендровер» немного не доезжая до здания компании, Даниел предложил:

— Давайте посидим в кафе.

Гвендолин нерешительно кивнула и, когда он помог ей вылезти из джипа, робко оперлась на протянутую ей руку.

Когда они были уже в дверях, какой-то посетитель, шедший им навстречу, чуть не сшиб их. И Даниел инстинктивно обнял девушку и прижал к стене в двух шагах от входа. Здесь царил полумрак, и их не сразу можно было заметить. Они словно оказались вдали от суетного мира.

Даниел по-прежнему не разжимал объятий.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Да-да. Все хорошо. Не беспокойтесь…

Боже, неужели это она так дрожит? Если да, то заметил ли Даниел? Наверняка заметил и подумал… От смущения у Гвендолин закружилась голова. Она была не в силах пошевелиться или заговорить, слишком ясно сознавая, как близко от нее он сейчас стоит. И смотреть ему в глаза тоже не могла, поэтому уставилась прямо перед собой.

Это было ошибкой: оказалось, что ее глаза находятся как раз на уровне его обнаженной шеи. Кожа была гладкой и загорелой. И Гвендолин вдруг с ужасом поняла, что ей хочется дотронуться до него, погладить, прикоснуться к нему! Она торопливо сглотнула, мучаясь оттого, что кровь бешено стучит в висках.

Грудь Даниела вздымалась при каждом вдохе, завораживая ее. Когда-то давно она вот так же стояла, прижавшись к этой груди, когда-то эти руки обнимали ее, прикасались к ней, ласкали ее…

— Уэнди…

Что-то невыразимо узнаваемое было в том, как он назвал ее сейчас по имени, и Гвендолин мгновенно вернулась с небес на землю. Она решительно высвободилась из его рук, не сводя с него испуганно расширенных глаз.

— Я… я должна идти… Немедленно!..

Она услышала свой голос и сразу поняла, что бормочет несусветную чушь. Но от страха и беспокойства язык стал неповоротливым, как и тело. Она неуклюже протиснулась мимо Даниела к двери, стараясь не прикасаться к нему, словно это грозило ей смертью.

По шагам позади себя она догадалась, что Хартли последовал за ней. Во рту у Гвендолин пересохло, все мускулы заныли от невыносимого напряжения…

— Машины, значит, сегодня у вас нет, — прокомментировал Даниел, когда, высадив ее перед входом в офис, не заметил знакомого синего «форда» на привычном месте.

— Нет! — отрывисто подтвердила Гвендолин. — Она на техосмотре. Оскар заедет за мной после работы.

Она вспыхнула, изо всех сил прикусив нижнюю губу. Зачем только понадобилось упоминать об Оскаре? Ведь она уже давно не девочка, зря пытается произвести впечатление на Даниела, упоминая имя жениха, которого и женихом-то не назовешь. Ведь Даниел даже и не собирался подвозить ее домой. Он всего лишь предложил посидеть в кафе, только и всего!

— Я поеду переоденусь и вернусь около половины второго.

Ей показалось или голос Даниела прозвучал резче и холоднее, чем минуту назад?

Чуть позже, усевшись за свой стол, Гвендолин несколько раз принималась искать ответ на вопрос: а чего, собственно говоря, она так боится? Совершенно очевидно, что Даниел не узнал ее, и, даже если предположить, что его влечет к ней — хотя это едва ли соответствует действительности, — абсолютно ясно, что он не из тех, кто отбивает чужую невесту. Итак, что же приводит ее в трепет? Почему каждый раз, когда Даниел подходит к ней, она превращается в нечто напоминающее трясущееся желе?

Гвендолин уже догадывалась, в чем причина, и это отнюдь не радовало. Она закрыла глаза, не в силах подавить боль и стыд, охватившие ее. Ведь Даниел был ее первым мужчиной, ее единственным мужчиной, даже если она и не помнит ничего о той ночи. Вот, должно быть, почему тело так реагирует на его близость, вот почему она так нервничает в его присутствии. Вероятно, на каком-то неведомом, глубинном, атавистическом уровне тело ее до сих пор не может забыть того, что связало их в ту далекую ночь…

Три часа спустя, наблюдая за смеющимися и весело болтающими людьми, Гвендолин подумала, что решение Даниела собрать всех сотрудников, чтобы с честью проводить Чарлза Конрада, было совершенно правильным.

Несмотря на то, что поначалу Чарлз испытал настоящее потрясение, почти с неохотой позволяя вовлечь себя в происходящее, было ясно, что его тронули чуткость и внимательность подчиненных, их желание сделать ему приятное.

Когда вручали кубок с выгравированными на нем датами и названием студии, на глазах Чарлза Конрада выступили слезы. Гвендолин в очередной раз восхитилась Даниелом, когда в своей короткой речи он не упомянул причину, по которой мистер Конрад принял решение оставить компанию, предпочитая все внимание уделить заслугам своего предшественника.

Наблюдая за Хартли, Гвендолин неожиданно поймала себя на мысли, что лучше бы он был не столь приятным и обходительным, а походил на того, каким предстал перед ней на роковом для нее банкете. Теперь же, когда она ближе узнала его, просто не верилось, что это тот самый мужчина, который так безжалостно обошелся с ней той ночью.

К половине пятого прощальное торжество подошло к концу. Чарлз Конрад уехал одним из первых. За ним потянулись сотрудники студии, радуясь возможности пораньше уйти с работы накануне выходных. Нанятые официанты начали складывать столы и стулья, собирать остатки еды и использованную посуду.

Обыкновенно Оскар покидал свой офис около пяти, так что Гвендолин рассчитывала, что он появится у нее где-то в половине шестого.