Сьюзен Фокс - Воспитание чувств

В следующий миг в ней заговорила горькая обида, а в израненном сердце проснулся непривычный цинизм.

— Ну, что ты теперь скажешь, Тай Кэмерон? По-прежнему уверен, что стоит тратить свое время и силы на перевоспитание своевольных богатеньких девиц? Или теперь это кажется тебе неподъемным и бесполезным занятием?

Почувствовав, что теплые руки Тая обняли ее за плечи, Трейси вздрогнула. От звона в ушах она не услышала его тихих шагов.

— С чего это ты злишься на меня? — мягко протянул он. — Уж не считаешь ли меня малодушным или столь наивным, чтобы оказаться не подготовленным к этому? Или ты просто напугана? Боишься, что я предам тебя?

Она отстранилась и повернулась, чтобы видеть его лицо. Встретив его полный нежности взгляд, Трейси опустила глаза и обхватила себя руками.

— У меня такое чувство, будто я умираю, будто я вскрыла свое сердце и истекаю кровью.

Тай сделал шаг и схватил ее за плечи, чтобы слегка встряхнуть.

— Ты чувствуешь только, как истекает из сердца боль. Пусть себе выходит, Трейси. Теперь все позади, с этим покончено. Я по-прежнему рядом, и истечь кровью никому не грозит.

В этот миг Трейси сломалась. Подступили слезы, застилая глаза, рыдания вырвались из груди, ноги подогнулись. Тай подхватил ее и большими шагами вышел из гостиной, направляясь в свою спальню.

Угрызения совести и чувство вины, мучившие Трейси всю жизнь, исторгались из нее, пока она не впала в забытье, а Тай все это время держал ее на коленях, сидя в огромном кресле в своей спальне перед дверьми, ведущими во внутренний дворик. Лучи заходящего солнца подкрасили небо над ними в багряно-золотистый цвет, сменившийся затем индиго и полнейшей темнотой.

Как уставший ребенок, наплакавшийся вдоволь и заснувший в изнеможении, Трейси даже и не заметила, когда Тай отнес ее в ее комнату. Откинув покрывало и простыню, он опустил Трейси на кровать, снял одежду, оставив только нижнее белье, набросил на нее простыню. Он придвинул к кровати кресло и просидел так долго-долго. Удостоверившись, что Трейси уже до утра не проснется, он склонился к ней, поцеловал раскрасневшуюся щеку и вышел.

Проснувшись наутро, Трейси чувствовала себя неважно. Веки опухли от слез. В душе у нее была полная опустошенность. Ей стоило немалых усилий подняться и принять душ, но после душа она пришла в себя. От холодных примочек припухлость вокруг глаз чуть спала, но у нее все еще был такой вид, будто она проплакала многие часы.

Было уже семь утра, когда она вышла из спальни и направилась в кухню. В доме было тихо, и Трейси более жадно, чем прежде, впитывала в себя царившую в нем умиротворенность. Ее взволновала мысль о том, что предстоит встретиться с Таем лицом к лицу, но волнение почти мгновенно улеглось. Хотя она и не могла припомнить, как добралась до своей кровати, Трейси прекрасно помнила, что Тай обнимал ее прошлым вечером, когда она плакала. Он сумел выдержать рассказ о ее жизни и не покинул ее, когда у нее случился нервный срыв. Это означало, что они остаются по меньшей мере друзьями, но в душе у Трейси не унималась тревога, что это было, скорее всего, просто состраданием.

Она вошла в кухню как раз в тот момент, когда из внутреннего дворика туда вошел Тай. Он окинул ее быстрым взглядом, но ей показалось, что он пристально присматривается к ней, и это взволновало ее.

— Ты и вправду думаешь, что достаточно оправилась, чтобы подняться? — спросил он, и сердце ее радостно забилось в груди от его мягкой улыбки.

— Я опять проспала. — От неловкости Трейси сцепила перед собой руки.

— Сегодня мы можем заняться всем, чем только пожелаешь. В Сан-Антонио найдется что посмотреть. — Тай стянул шляпу и повесил на крючок. — Можно даже уехать на несколько дней, как ты и предлагала.

— Сейчас горячая пора, — проговорила она, напоминая ему слова, которые он произнес прошлым вечером.

Тай направился к ней.

— У меня хорошие работники. Мы могли бы выкроить несколько дней, если ты еще не передумала.

Предложение тронуло Трейси и придало ей храбрости.

— Мы по-прежнему… в дружеских отношениях? — прошептала она, воодушевившись, но все еще настороженная.

Тай остановился перед ней и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.

— Неужели ты еще не настолько хорошо меня знаешь, чтобы сомневаться в ответе?

— Я боюсь, — невольно призналась Трейси.

— Чего?

— Что это сон, что вчера все было совсем не так, как мне показалось. Что ты велел мне убираться с глаз долой и я уже не здесь, а брожу где-то, рисуя то, что происходит сейчас, в своем воображении.

На лице Тая появилось крайне серьезное выражение.

— Ты ничего не принимаешь на веру, ведь так?

— Особенно что-нибудь хорошее.

Он приблизился и взял ее лицо в свои твердые ладони.

— Это пройдет, Трейси. Наверно, просто нужно время. Ты научишься смотреть на жизнь оптимистически.

И он склонился, чтобы поцеловать ее, едва коснувшись губами, нежно, без любовного пыла и намека на желание. Это было просто нежное выражение чувств, согревшее ей сердце и отогнавшее леденящий страх.

— Мария придет не раньше, чем пора будет готовить ланч. Я заглянул, чтобы проверить, проснулась ли ты, и приготовить завтрак. Может, тот омлет с перцем, который мы как-то готовили. — Он вновь нежно коснулся губ Трейси и подвел ее к одному из барных табуретов. — Можешь побездельничать, пока я занимаюсь стряпней. — Как только она села, он взял со стойки свернутую газету и раскрыл перед Трейси. — Тут есть кое-что занятное, — сообщил он, и приступил к приготовлению омлета.

Трейси глянула на газету, сложенную так, чтобы нужная статья сразу же бросалась в глаза. «Арест человека, назначавшего свидания и применявшего наркотики с целью изнасилования». Слова запрыгали у нее перед глазами. Она торопливо прочитала статью, в которой говорилось об аресте Грегори Паркера Третьего после того, как пять женщин обвинили его в том, что он подмешивал им в вино наркотики и прибегал к насилию во время свидания. Голос Тая заставил Трейси поднять изумленные глаза, чтобы встретиться с его взглядом.

— Ты не была пьяна в ту ночь, но я тебе не поверил. Я даже не дал тебе шанса оправдаться. Прости меня.

Трейси не отводила взора от его серьезных глаз, и сердце ее наполнилось глубочайшей любовью и благодарностью, которых ей не доводилось испытывать прежде.

Последующие дни были заняты работой на полях. Трейси больше не привлекала мысль покинуть на время ранчо Кэмерона, а потому они не поехали осматривать достопримечательности Сан-Антонио и не стали вообще никуда выбираться. Кто знает, может, когда-нибудь ей и надоест жизнь на ранчо, но сейчас это трудно было вообразить. Она наслаждалась радостями труда, серьезным испытанием сил при общении с животными, совершенствованием своих физических способностей.