Айрин Хант - Талант быть счастливой

– Нет, ты не…

Она хотела сказать «не понял меня». Но его губы похитили с ее губ последнее слово, прежде чем она успела его произнести, и все то, что она с такой тщательностью продумала, вдруг предало ее и ушло. Остался этот поцелуй, такой ошеломляюще нежный, что ей показалось, что она вернулась в прошлое, в ту ночь, когда пять лет тому назад Гай впервые заключил ее в свои объятия как свою супругу. И Марни, отдавшись этому воспоминанию, отвечала ему, лаская его губы губами, в то время как отчаянно и безрезультатно пыталась мысленно отделить прошлое от настоящего, старалась не забывать, почему она здесь, кто она, с кем она и что он сделает с ней, если она потеряет бдительность и ослабит оборону. Но это настоящее шутя ломало все скрепы и препоны, которые она так изощренно и долго строила, которым училась всю жизнь. Этот поцелуй был совершенно необыкновенный – нежный, полный любви, обещающий все то, что она когда-то дерзко надеялась получить и что потом ломала, подавляла, выжигала в своей душе и гордилась этим. Когда он нежно, но сильно прижал ее к своей мускулистой, сильной груди, она позволила себе расслабиться, позволила вырваться из клеток всем тем дерзким мечтам, которые еще не умерли в неволе, с жадностью обхватила его за шею, ощутила, какое это счастье – быть слабой и доверчивой. Их губы раскрылись, языки сплелись, сильная, жаркая волна желания подхватила их, сбила дыхание и понесла за собой.

– Марни, – прошептал он в ее полураскрытые губы, – какое… какое блаженство.

И тут волна вдруг оставила ее и больно швырнула на берег.

– Нет!… – вскрикнула она, вырываясь из его объятий, прежде чем он успел напрячь мускулы, чтобы поднять ее.

Он слегка качнулся, чуть не потеряв равновесие, когда она так неожиданно вырвалась от него. Марни стояла на расстоянии в несколько сантиметров, слегка пошатываясь от наступившего головокружения, дыхание неровно вырывалось из ее груди, глаза потемнели, и в них переливалась какая-то дикая смесь – злости на себя самое и страстного желания.

– Что значит «нет»? – спросил он в полном недоумении.

Марни попыталась восстановить дыхание, прежде чем заговорить.

– Я не позволю тебе заманить меня в постель, Ги, – прошептала она.

– Почему же? – надменно спросил он. – Еще неизвестно, кто кого соблазнял, Марни. Меня тоже очень мило соблазняли.

Она покраснела, затем побледнела, поскольку знала, что он говорит правду. Секунду назад она совершенно потеряла над собой контроль и отнюдь не просто терпела его жадный страстный поцелуй.

– Ты к этому привык. Я – нет.

Он весь напрягся.

– Что ты хочешь этим сказать.

– Я хочу сказать, – сказала она, внешне беря себя в руки, хотя внутри у нее все дрожало от слабости и напряжения, – что я рассчитываю, что ты будешь обращаться со мной с тем уважением, которое, как ты говоришь, ко мне испытываешь. Ты сам не раз говорил мне, что я должна ложиться в постель исключительно со своим супругом.

Наступило молчание. Он долго смотрел на нее, и страсть, горевшая в его глазах, сменилась выражением сначала непонимания того, что происходит, затем глубокого разочарования – и это задело ее. В чем он разочарован: в несбывшихся надеждах на этот вечер или… в ней самой?

– Ты и вправду самая жестокая и расчетливая стерва из тех, кого я знаю, – затем сказал он совершенно спокойно.

Подбородок ее поднялся вверх в попытке этим вызывающим жестом замаскировать внезапно возникшее раскаяние.

– Я никогда не смогу простить тебя, Гай, – произнесла она и сама почувствовала, что это прозвучало фальшиво, и попыталась исправить это – больше для себя, чем для него: – я не могу отрицать, что ты – ты можешь, как мужчина, вызывать у меня определенные желания, но я больше никогда не позволю тебе занять мое сердце. – И опять ей не понравилось, как она это сказала.

– И когда же такое было? – протянул он, отвернувшись, однако она успела уловить в его взгляде какое-то презрительное выражение. – Иди, – он небрежно махнул рукой в сторону двери. – Иди в свою холодную пустую кровать, Марни, – предложил он. – И возьми с собой свои высокие принципы и ожесточившееся сердце. Видимо, именно с ними тебе приятнее будет провести эту ночь. Но запомни, – добавил он, повернувшись к ней и мрачно глядя прямо ей в глаза, – сегодня вечером мы заключили сделку. И я надеюсь, что ты выполнишь свои обязательства в полной мере, так же, как и я собираюсь выполнить свои. И тот день, когда мы снова станем мужем и женой, Марни, – заявил он, – станет также днем, когда ты снова примешь меня в свою постель, и я надеюсь, что твои паршивые принципы и твоя неумная жестокость в эту ночь покинут тебя навсегда. Если же ист…

– Тогда ты ожидаешь слишком многого, – сказала она, заставляя себя двинуться в сторону двери.

– Но почему? – грустно спросил он. – Я всегда считал, Марни, что для того, чтобы наносить такие болезненные удары, как это умеешь делать ты, надо сильно разочароваться в любви.

– Я любила, – сказала она, резко поворачиваясь в его сторону. – И если я, как ты говоришь, разочарована в любви, то почему же я вышла за тебя замуж?

В его улыбке была и грустная насмешка и самоирония.

– Думаю, что мы оба прекрасно знаем ответ на этот вопрос, дорогая моя. Потому, что я просто не дал тебе другого выбора.

Никакого выбора. Из всего, что ей высказал сегодня Гай, он был прежде всего прав в отношении этого. Если бы у нее был какой-нибудь выбор, она никогда не согласилась бы выйти за него замуж.

Марни поправила себя – это не она согласилась, а скорее он заставил ее выйти за себя замуж. Она грустно улыбнулась, лежа в темноте, окружавшей ее постель. Господи, да и какая разница. С первой минуты, когда Гай увидел ее, он не переставал ее преследовать, соблазнять, буквально терроризировать. Она была ошеломлена таким напором и дала свое согласие на брак.

Марни вздохнула и перевернулась на другой бок. Разве тут заснешь! Она начала смотреть на чистое ярко-синее небо, заглядывавшее в окно ее спальни.

Когда она в первый раз увидела Гая, она сказала себе, что видит благородного выходца из прошлого столетия.

Он напоминал ей капризного и властного барона, о которых так много писали в модных романах. Высокий, темный и опасный. У него хватало шарма, чтобы поставить себе на службу даже цинизм, не сходивший с его красивого лица. И потом… потом он был так сексуален, что тяга к нему оказалась сильнее всех доводов разума, всех его омерзительных черт.

Конечно, она знала, у кого работал ее брат Джеми. Она знала это еще тогда, когда внезапно решила поехать навестить своего брата. Но она не собиралась встречаться с его хозяином. Она кое-что знала из газет и журналов о Гае Фрабосе. Почти все они рисовали его как человека, который превыше всего ставил самого себя. Но они также представляли его насыщенную жизнь, деловые связи по всему миру, чтобы фамильная империя могла успешно функционировать. Когда Марни въехала через кованые чугунные ворота Оуклендса, она думала только о встрече с братом и почему-то представляла его перемазанным машинным маслом. Он занимался машинами для гонок из коллекции Гая Фрабосы. Марни считала, что после того, как она повидается с братом, она уедет отсюда, никак не соприкоснувшись с миром бизнеса его хозяина.