Айрин Хант - Талант быть счастливой

– Я просил тебя в это не вмешиваться, – резко сказал Гай. – Как я мог думать, что ты мне доверяешь!

– Доверяю, сын мой, доверяю, – Роберто устало вздохнул. – Грустно то, что ты мне не доверяешь.

Гай немного смягчился, когда заметил удрученное, замкнутое выражение на лице отца. Он протянул руку и сжал его плечо.

– Оставь нас, – спокойно произнес он. – Пожалуйста.

– Только правда, – повторил Роберто, пристально глядя на сына, – только она может вам обоим помочь.

Гай просто кивнул. Роберто перебрался через порог и вышел, закрыв дверь. Теперь они остались одни, стоя лицом друг к другу в разных концах залитой закатным солнцем комнаты.

Марни не выдержала первая. Она повернулась к Гаю спиной не в состоянии больше смотреть на него. То, что сказал Роберто, не выходило из головы. Самые дикие мысли приходили на ум. Все в ней восставало против того, чтобы поверить ему. Она понимала, что для Гая взгляд на события под другим ракурсом мог бы стать очень умно подготовленным оправданием. Но ведь сам Гай никогда не пытался таким образом объяснить свое поведение. А может, и пытался? Она перенеслась мысленно к сцене, разыгравшейся в тот вечер, когда застала его с Антеей. Она была не в себе от переполнявшей ее боли, унижена, как никогда в жизни, и за эту боль и за это унижение ненавидела его. Когда она вцепилась в него ногтями, Гай говорил что-то в этом роде. Она помнила, что он был пьян. Он еще не протрезвел, когда пришел в тот вечер домой, а если уж быть совсем точной – едва держался на ногах. А она тоже еле держалась на ногах, тоже была пьяна ненавистью и не хотела и не могла слышать и понимать то, что он говорил…

Ее отвлекли от этих воспоминаний шаги Гая по кафельному полу студии. Шаги приближались к ней. Она превратилась в комок нервов, вся сжалась – она не знала, что произойдет в следующий момент.

Краем глаза она увидела, что он подошел к большой фарфоровой раковине и повернул кран. Только тогда она поняла, что он, должно быть, пришел прямо из мастерской, потому что хотя на нем еще и была одежда, в которой он сюда ехал, он успел надеть поверх нее свой темный свитер и закатал до локтя рукава рубашки.

Он стоял к ней спиной. Она немного повернулась и увидела, как он берет бутылочку растворителя, которым она пользовалась, чтобы отчистить краску с пальцев. Он отлил немного на испачканные грязью и маслом руки.

– Ну и как тебе здесь нравится? – Он не повернулся, все его внимание было поглощено оттиранием масла с длинных, с коротко подстриженными ногтями пальцев.

– Но зачем? – спросила она. – Зачем ты это построил?

– Это место, где ты могла бы быть счастлива, – он пожал плечами и начал смывать с рук грязь под струей льющейся воды. – Я думал, – продолжал он, потянувшись за рулоном бумажных полотенец и отрывая несколько кусочков, – я думал, что если я смогу создать для тебя достаточно красивое место, то ты, может быть, избавишься от обуревающих тебя желаний быть где угодно, только не дома. Такое место могло быть здесь, в Оуклендсе, ты могла бы здесь заниматься живописью и отрешиться от всего; такое место ты могла бы считать своим собственным, и если бы у тебя возникла потребность к уединению, ты могла бы представить себе, что находишься от всех очень-очень далеко.

– Жизнь художника – это всегда странствия и скитания, – сказала она. – Художникам нужно пространство и время, постоянно новые впечатления, чтобы добиться результатов в своей работе.

– Здесь я могу предоставить тебе и то, и другое, – просто сказал он.

– Нет. – Марни покачала головой. – Ты предоставляешь мне место и время, чтобы работать. Ты и раньше мне это предоставлял. Но на этот раз ты хочешь лишить меня права искать вдохновения там, где мне захочется. Ты хочешь лишить меня свободы.

– О! – Он выбросил использованные полотенца и, печально улыбаясь, подошел к ней. – Тебе, конечно, виднее, я не художник, – сказал он, – но разве не ты мне когда-то говорила, Марни, что могла бы сто лет подряд рисовать эту долину в порыве вдохновения? Теперь я тебе предоставляю такую возможность. – Он сделал выразительный жест, как будто приглашал ее взять эту долину себе. – Рисуй, рисуй в свое удовольствие. Долина просто ждет твоей талантливой кисти.

– А ты чем будешь в это время заниматься? – неожиданно спросила она. – Вернешься в Лондон и будешь приезжать сюда, чтобы навестить свою довольную жизнью жену, когда это тебе придет в голову?

– А ты хочешь, чтобы я был здесь не только по выходным? – вопросом на вопрос ответил он.

Она не ответила. У нее не было ответа. Вернее, был такой ответ, который она не могла высказать вслух.

– Роберто прав, – через некоторое время произнесла она. – Мы, наверное, оба сошли с ума, если хотим опять вернуться к лживому, фальшивому сосуществованию.

– В этом нет ничего плохого, – возразил он. – Просто два состоявших в браке человека некоторым образом заплутали, запутались. Что получится из нашей второй попытки, будет полностью зависеть от нас.

– И это, по-твоему, предполагает, что я остаюсь здесь, в Оуклендсе, а ты продолжаешь вести свой обычный образ жизни в Лондоне?

– Мне надо вести свои дела.

– Но и мне тоже, – возразила она, хотя в тот момент она подумала совсем о другом – мысли ее были заняты Антеей.

– Это раньше тебе приходилось вести свои дела, Марни; тебе приходилось это делать, – подчеркнул он. – Теперь же, когда я могу обеспечить тебя всем, что бы ты ни пожелала, тебе больше не надо будет рисовать, чтобы заработать себе на жизнь. Ты будешь рисовать только потому, что ты этого хочешь.

– Но, конечно же, только при условии, что останусь в пределах Оуклендса.

– Разве я когда-либо это утверждал? – спросил он. – Я только сказал, что ты не будешь где-то пропадать целыми днями и оставлять меня одного. Как это бывало раньше.

– А сколько дней и недель ты собираешься проводить в Лондоне? – сухо спросила она.

– Ни одного, если тебя не будет со мной рядом, – ответил он, насмешливо глядя на ее поползшие от удивления вверх брови. – С сегодняшнего дня, Марни, мы все делаем вместе. Вместе живем, вместе спим, смеемся, плачем и даже вместе ведем борьбу. Потому что, похоже, вести бои нам очень нравится.

«Он смеется и над той борьбой, которую они ведут сейчас», – подумала она. Она глубоко вздохнула и решила переменить тему разговора.

– Роберто говорит, ты отправил Джеми и Клэр отдохнуть.

– Роберто, кажется, изрядно потрудился над моим прославлением, не так ли? – сухо спросил Гай. – А еще какие мои маленькие… сюрпризы он выдал?

Она нахмурилась, мысли ее опять вернулись к словам Роберто, перечеркивающим все эти четыре года. Была ли в этих словах правда? Может быть, Гай – просто невинная жертва шантажа, устроенного его «друзьями»? Может быть, она сыграла в нем ту роль, на которую они и рассчитывали?