Дэни Вейд - Откровения соблазна

Он не мог отвести взгляда от шрама на фотографии – красного и отчетливого, полускрытого волосами, но все же заметного. Быстро посмотрев на Тринити краем глаза, Ретт убедился, что на гладкой коже ее виска не осталось ни малейшего следа – странно, как такой след мог исчезнуть сам по себе. Словно почувствовав, куда он смотрит, Тринити повернулась – теперь взгляд ее был устремлен в боковое окно.

– Вы не ответили на мой вопрос, – произнес Ретт.

Тринити резко встала, отодвинув стул.

– Это был несчастный случай, – холодно произнесла она.

Она пересекла комнату – походка ее выглядела скованной и какой‑то деревянной, – подошла к столу и уперлась в него ладонями. Ретт понял, что ей хочется отстраниться от него, но вместе с тем она не ушла. Почему? Повинуясь неясному инстинкту, он приблизился к ней снова, зная, что пресекает ту невидимую черту, за которой Тринити чувствует себя комфортно. Пристально вглядываясь в нее, он ждал – зная, что реакция скоро последует.

– Какой несчастный случай?

В этот миг ему показалось, что Тринити вспыхнула гневом – и это удивило его и еще больше заинтриговало.

– Почему я должна вам это рассказывать? – выпалила она. – Вы используете это против меня, как и все остальные.

Ретт понимал, что должен бы возмутиться ее предположением – но не мог, ведь Тринити попала в точку. Именно затем он и приехал.

– Почему вы решили, что я хочу вас обидеть? – спросил он тихо.

Внезапно Тринити смутилась.

– Не знаю. Я просто… – Она покачала головой, словно стараясь разобраться в своих мыслях. – Вы не поймете.

– И все же.

Ретт не смог удержаться от желания прикоснуться к Тринити, и, сделав шаг навстречу, он приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Желание поцеловать девушку было таким сильным, что он едва сдержался. Сейчас ему куда важнее был ее ответ.

– Скажите мне, Тринити.

– Зачем?

Она слегка попятилась и обхватила себя руками, но Ретт не отступал.

– Мне нужно знать, – произнес он. Слова эти пришли ему на ум внезапно и были, пожалуй, самым что ни на есть откровением – никогда еще не доводилось ему говорить с человеком в фокусе его внимания начистоту.

Тринити, однако, вновь покачала головой:

– Не думаю, что вы меня поймете. Большинство людей не понимают. Очень мало кто знает, что это такое – жить под пристальным наблюдением. Что бы я ни делала, всегда найдется кто‑то, готовый исказить правду, чтобы извлечь из этого выгоду. Я словно живу в аквариуме – вам знакомо это чувство? – В ее голосе зазвучали металлические нотки. – Вы вообще в состоянии представить себе, что это такое – не иметь возможности никому довериться?

Взгляд Ретта упал на ее губы и подбородок – кожа ее казалась фарфоровой. В памяти начали оживать картины прошлого – каждая из них символизировала момент, навсегда изменивший его жизнь и ход мыслей, в некотором роде сломавший его.

– О, я понимаю, – произнес он тихо. Здравый смысл подсказывал ему, что сейчас не время откровений, но молчать он тоже не мог. Ему казалось, если он скажет правду, то как‑то смягчит удар, что собирается нанести. – Я знаю все о пристальном внимании и попытках других воспользоваться тобой. Не только женщины страдают от подобного обращения.

– Что случилось с вами? – спросила Тринити, и ее тихий голос показался Ретту едва слышным – так громко звучали в нем отголоски пережитого.

Ретт горько усмехнулся – обычно он не показывал этой своей стороны, предпочитая казаться обаятельным и чарующим.

– Я доверился не тому человеку. Думал, что влюблен, но ее интересовали только мои деньги.

Гнев Тринити мгновенно утих – теперь она ощущала лишь сострадание к Ретту. Он стоял так близко, что она чувствовала жар его тела – и на мгновение поймала себя на желании броситься в его объятия, чтобы он защитил ее от любопытных глаз и сплетен. Однако Тринити рано научилась самостоятельности и знала, что такие мечты не что иное, как миф. Даже Майкл не мог защитить ее ото всех.

На лице Ретта читалось удивление и сожаление о сказанном – и Тринити понимала его. Даже она не любила откровенничать, а для мужчин, должно быть, подобное признание куда тяжелее. Может быть, в нем она найдет родственную душу?

– Мне так жаль, Ретт, – произнесла она.

Однако Ретт отступил и возразил:

– А мне нет.

– Почему? – удивленно спросила Тринити.

– Это многому меня научило, – ответил Ретт, и, хотя слова его были сказаны уверенным тоном, улыбка казалась неестественной, натянутой. – Благодаря этому я стал таким, каким стал. Зачем об этом сожалеть? И довольно обо мне. Что случилось с вами? Упали с велосипеда? Пострадали в спорте?

Тринити была бы рада сказать, что шрам стал следствием одной из бесчисленных детских забав – но это было не так. Она никому не рассказывала о том, как получила его, – к счастью, со временем он сместился под волосяной покров, а вместе с этим прекратились и любопытные расспросы. Даже Майклу она ничего не говорила – он сам все узнал от ее матери, пока Тринити лежала в больнице, оправляясь от травмы, полученной от отца.

– Авария на автомобиле? – не унимался тем временем Ретт. – Ну скажите же, что это была авария, а не…

– У нас не было машины.

Ретт заметно смутился, и это зацепило Тринити – впервые в жизни ей захотелось рассказать кому‑то историю, которую она не рассказывала ни одной живой душе.

– Мы встретили Майкла в детской больнице – мама и я. – Тринити умолкла на миг, обхватив себя руками. – Он пришел, чтобы навестить отца, который лежал в больнице. Он попал в аварию и вскоре умер. Майкл увидел мою маму в коридоре травмпункта – она сидела совсем одна и плакала. – Тринити снова остановилась, подбирая слова, чтобы сделать историю нейтральной – только факты. – Отец сильно толкнул меня, и я ударилась о камин, рассекла голову от виска до уха. Мама не знала, что делать. Отец всегда нас бил, но мы не уходили, потому что было некуда. Однако в тот раз я пострадала особенно сильно. – Тринити замолчала, удивляясь: почему, спустя столько лет, ей все еще тяжело об этом рассказывать? Она давно забыла своего отца – в ту самую ночь он навсегда исчез из ее жизни благодаря Майклу. – Мама отвела меня в больницу. У нас не было денег и никаких вещей – только одежда, что на нас. Мы знали, что вернуться домой без серьезных последствий уже не получится. Тогда Майкл о нас позаботился.

Тринити не стала рассказывать подробности – о том, как Майкл оплатил счет в больнице, отвез их с матерью в приют сразу после ее выздоровления, отправил пару крепких ребят по их адресу, чтобы те привезли вещи. Это был первый раз, когда он помог кому‑то вот так, из первых рук, и это оказало сильное влияние и на него, и на Тринити.