Лила Каттен - Она мне не нужна

Резко встаю и развернувшись упираюсь руками в подоконник.

Не хочу с ней ссориться. Не люблю этого. Нервы уже ни к черту, вот и бывает порой, что мы не слышим друг друга. Мне стыдно, что я так себя повела сейчас, но, когда я смотрю на свою сестру… я просто не выдерживаю от проклятий к себе самой.

Слышу, как мама встает со своего места и подходит ко мне. Поворачиваюсь к ней и обнимаю.

– Прости, мамуль.

– Это ты прости, что такая у нас жизнь. Я ведь…

– Нет, не смей, – резко обрываю ее слова. – Виновных предостаточно в случившемся, но это не ты.

– Ох, Алиска, – крепче прижимает меня к себе, и я ощущаю покой в ее руках. – А чего же он Катюше не помогает-то?

– Сказал, что она ему не нужна.

– Ну и дурак, – гладит меня по спине, как в детстве, когда я приходила ей пожаловаться по какой-то там ерунде, что тогда казалась великой трагедией десятилетней девочки.

– Угу.

– Ладно, доченька. Пойду я.

– Как там Аня вчера была? – ступаю за ней в коридор и помогаю одеться.

– Нормально. Ты только почаще ей массажик делай, аккуратно.

– Конечно.

Провожаю маму и ухожу в комнату.

Все по привычке и налаженному распорядку. Проверяю дедушку, который у нас спит в отдельной комнате, так как порой до полночи приходится бегать с малышкой на руках и убаюкивать, а тревожить его не очень хочется, если бы он спал в общей комнате.

Дальше подхожу к Катиной кроватке, что стоит в гостиной, служащей нам с мамой спальней. Мое маленькое чудо, которое так и хочется обнять покрепче, за все дни ее трехмесячной жизни, когда я была не рядом.

Сейчас особенно сильно хочется верить в слова Багрова. Если он поможет нам с Аней, то наша жизнь невероятно облегчится.

Тихо пробираюсь в еще одну комнату, где спит сестра.

Она запрещает нам улыбаться фальшиво рядом с ней и нести бред про скорое выздоровление. Просит быть откровенными с ней и не обелять сгустившийся мрак. Благо она не сдается. Хотя я знаю, что она была бы этому рада, но пустить по ветру наши с мамой труды не решится никогда. И все же я делаю глубокий вдох и вхожу. Пора начать процедуры.

Стоит переступить порог натыкаюсь на ее взгляд.

– Почему не спишь? – подхожу к ней ближе.

Она смотрит на меня своими красивыми, папиными глазами. Не улыбается.

– Вы снова ругались с мамой? – сканирует на ложь меня.

– Ругались? Ань, ты же знаешь, как ругается наша мама. Весь дом услышал бы, – посмеиваюсь, но кажется она не оценила мой юмор. Смотрит пристально, не отпускает взглядом.

– Это он приходил, да?

Спрашивает так грустно, видимо вспоминая меня в те дни, когда я только-только становилась этой стойкой на первый взгляд двадцати двухлетней девушкой. Потому что видела внутри не напускное равнодушие, а окровавленную душу. Я любила Стаса, и всегда понимала, что это чувство слишком сильное. А значит и раны будут размером с черную дыру или армагеддон. Так и вышло в итоге.

– Он, – не вижу смысла обманывать.

– Я слышала все.

Чувствую панику. Потому что вновь меня изнутри выжигает боль от этой встречи. Потому беру себя в руки. Не перед Аней мне показывать свою слабость.

– И знаешь, пусть этот козел просит что угодно, но использовать его смогу я как надо. Думает, что запросил высокую цену? Ха, человек как он никогда не поймет, что важно бывает по-настоящему, – выдаю свою тираду немного потерянность.

– А что он предложил?

– На публике с ним поиграть во влюбленных.

– Странный такой.

– Ну у богатых свои причуды, не так ли? Вот и этот павлин пытается соответствовать этим канонам. Если честно мне плевать, главное, что ты будешь здорова.

– А ему стоит верить, Лис?

Ее ощущение полу радости и полу свободы, когда еще не поняла и не можешь осознать, что все реально скоро прекратиться, опускалось на кожу, тяжелейшим грузом.

– Он, конечно, тот еще паразит, но все же по глазам поняла, что не врет. Да и, прежде чем начать спектакль, я напомню, чтобы начал обещание выполнять. Ты будешь на телефоне и все мне рассказывать.

– Круто, – воодушевляется она.

Пока с Аней разговаривали, успели сделать все процедуры необходимые. И так каждый раз.

– У тебя уже прошел день рождения, и ты просила подождать с подарком, так вот чего хочешь? – задаю вопрос, пока кормлю ее кашей.

– Да ну тебя. Ничего не надо, – отмахивается.

– Значит сама выберу, – пожимаю игриво плечами.

– Ага, не надо. Тогда лучше я.

Однажды, когда она не желала говорить что хочет в подарок, я сказала, что куплю ей ненужную безделушку, очень дорогую и ее будет съедать чувство вины, что эта вещь останется лежать просто так и ее невозможно будет вернуть.

– Подумай и скажи, а мы с мамой посмотрим, что можно сделать, – встаю, убирая посуду в сторону и Аня начинает говорить:

– Есть кое-что, – тихо так.

– Смелее, я готова услышать твои желания.

– Я бы погулять хотела. Вечером. Просто по двору хотя бы. Все вместе.

Останавливаю свою деятельность и ощущаю как из глаз катятся слезы.

– Алис, – тихо зовет сестра, а я в тысячный раз проклинаю себя за то, что я виновна во всем, чего она лишилась год назад.

Разворачиваюсь и падаю возле ее кровати, обнимая обездвиженные ноги.

– Прости, родная. Прости, пожалуйста.

– Ты чего, Алиса? Ну ты… прошу. Успокойся, – гладит меня по голове, пока я реву, разрывая себя на куски от вины, которую испытываю каждый день и каждый миг, но признаться не могу ей, боюсь увидеть презрение в ее глазах, оно меня убьет.

Беру свои эмоции под контроль, что дается с трудом.

– Извини, я просто что-то расчувствовалась. Не могу поверить, что все закончится, Анют, – улыбаюсь, стирая остатки слез с щек, вместе с сестрой.

– Лис, а ты чего себя то винишь? – совсем тихо спрашивает меня, а я теряю дар речи, но меня спасает проснувшийся дедушка.

– Просто, мне кажется, что я должна была быть рядом с тобой и защищать от всего. И в тот день я…

– Ну мне же не пять лет, а восемнадцать.

– Вот именно. Я пойду дедулю покормлю, скоро и Катюшка проснется.

– Приноси ее ко мне, как она поест и покакает, – хихикает сестра.

– А как же.

Целую ее и тороплюсь на кухню.

– Доброе утро, дедуль, – обнимаю его, помогая сесть за стол.

– От даешь, внуч. Восемь утра, а ты уже скачешь и завтрак готов, – смеется.

– Ну а ты вспомни бабулю? Как думаешь в кого я такая?

– Ох, Семеновна моя та еще коза была. Не усадишь, – оба улыбаемся, вспоминая бабушку.

Ставлю перед ним кашу пожелав «приятного аппетита», и быстро мою посуду, которая скопилась, чтобы не стояла долго и стоит вытереть руки, как дом заливает криком самого громкого человечка, греющего мое сердце в любую непогоду.

Иду к дочке и скорее беру на руки мое сокровище, чтобы быстрее обнять.