Лидия Андрианова - Всё ещё люблю

Что должна чувствовать жена на церемонии прощания с мужем?

Боль утраты? Скорбь? Опустошение? Тоску? Она должна быть убита горем и проклинать всевышнего, отнявшего у нее любимого?

Возможно… Любящая жена бы все это и чувствовала. Но не я.

Когда мне сообщили о смерти мужа, я не поверила. И не верила до конца, пока не увидела его тело в морге. Но даже тогда мне казалось, что он сейчас откроет глаза и издевательски произнесет: «Поверила?! Решила, что теперь свободна?» .

Он мог такое выкинуть. Жестокие розыгрыши были его коньком. Как и ложные надежды, которые он периодически мне подкидывал, а потом беспощадно растаптывал.

Жестокий мерзавец!

Подготовка к похоронам прошла мимо меня. Все вокруг считали, что я ушла в себя из-за утраты. Ведь у нас была такая «счастливая» семья. А теперь ее главы не стало.

Отовсюду слышалось тихое: «Такой удар», «Такая утрата», «Бедная, еще такая молодая, а уже потеряла любимого».

Я их не разубеждала. Пусть думают что хотят. Правда заключалась в том, что мне было плевать. По мне так он даже похорон не достоин.

Я давно смирилась с тем, что окружающие считали мою жизнь сказкой. Мой муж умел в совершенстве манипулировать и притворяться. Все верили в его искреннюю любовь ко мне.

И только я и мой четырехлетний сын знали, каким чудовищем был на самом деле мой муж.

Пять с половиной лет назад он шантажом вынудил меня выйти за него. Мне было восемнадцать, и я боялась, что моя семья обанкротится, а отца посадят, поэтому согласилась на его требование. Отказалась, предала того, кого любила всем сердцем, ради благополучия своей семьи.

Как же я об этом жалела… Сколько ночей провела без сна, проклиная свой выбор… Я мечтала повернуть время вспять. Упасть в ноги любимому и молить о прощении. Знаю, он бы тогда понял и, может, даже простил бы.

Но было поздно… Слишком поздно. Я уже была замужем и в полной власти своего ненормального мужа.

– Примите мои искренние соболезнования, Александра Николаевна. Ваш муж был прекрасным человеком, и его утрата стала для всех тяжелым ударом.

Оторвавшись от бездумного созерцания вида из окна, повернулась к подошедшей ухоженной пожилой женщине. Я уже как-то встречала ее, но совсем не помнила, как ее зовут. Да и неважно. Сегодня мне простят многое, я ведь стала вдовой.

– Благодарю, – наверное, в сотый раз за сегодня повторяю это слово.

– Крепитесь, дорогая. Если будет нужна помощь, смело обращайтесь, – женщина протягивает мне свою визитку, которую я принимаю на автомате.

Киваю, и женщина сразу уходит, а я снова поворачиваюсь к окну.

Как же мне хочется плюнуть на все приличия и уйти. Вернуться домой, обнять сына и впервые за долгие годы спокойно поспать. Но я не могу. Мать ошивается где-то неподалеку и бдит, чтобы я вела себя как положено скорбящей вдове.

После смерти моего мужа она рассчитывает, что его бизнес, деньги и недвижимость перейдут ко мне, а через меня – к отцу и, соответственно, к ней.

Она спит и видит, как еще больше обогатится наша семья после оглашения завещания. Ей всегда было мало денег. Всегда хотелось больше.

Глядя на ее насквозь фальшивое лицо, я злорадствую.

Потому что знаю со слов «горячо любимого» мужа, что по завещанию мне ничего не светит. Его бизнес перейдет доверенным акционерам, деньги разделятся между различными организациями и многочисленными любовницами мужа. Что-то, я думаю, он оставит нашему сыну. Может, Егор даже создал траст, и когда Данечке исполнится восемнадцать, он сможет получить свое отцовское наследство. Все-таки оставлять без гроша единственного сына муж не стал бы. И не потому, что любил Даню, а потому что даже после смерти он хочет в глазах общественности быть прекрасным человеком.

Двуличный ублюдок!

Мне же от него и так ничего не надо. Самое главное и желанное я уже получила с его смертью – свободу. О ней я мечтала с первого дня нашего брака. Свобода стала для меня недосягаемой и самой желанной наградой за все мучения, что пришлось перенести.

И я больше никому не позволю ее у меня отнять.

Решив, что с меня хватит, медленным шагом направляюсь на выход, по пути принимая по новому кругу соболезнования, при этом сохраняя на лице отсутствующую скорбь.

Отец с матерью выкрутятся. Соврут, что мне стало нехорошо, или еще что-то придумают. Не пропадут.

Выйдя на улицу, глубоко вдыхаю чистый прохладный воздух и устало выдыхаю. Как же давно я не чувствовала спокойствия… Кажется, что так легко на душе мне было в другой жизни. В той, когда я была маленькой девочкой, не знающей реалий суровой жизни.

Спускаюсь с крыльца и неторопливо направляюсь к машине.

– Даже не останешься проводить мужа в последний путь? – услышав этот голос, встаю как вкопанная. Сердце начинается колотиться в груди, руки вмиг потеют. Не может быть…

Я не ожидала его еще когда-нибудь увидеть. Тем более на похоронах своего мужа.

Резко повернувшись, боясь, что мой разум решил сыграть со мной злую шутку, натыкаюсь на стоящего возле дорогой машины представительного мужчину. Не сразу узнаю в нем того парня, что когда-то завладел моим сердцем.

Он изменился. Сильно. Стал мужественнее, раздался в плечах, отрастил небольшую бороду, делающую его старше своих лет.

Сейчас от него веет силой, уверенностью и богатством. Один костюм на нем стоит больше, чем многие получают за год работы.

Он хорошо поднялся за эти пять с половиной лет. Так, как многим не удавалось и за двадцать.

– Что ты тут делаешь? – перестав на него пялиться, не своим голосом спрашиваю я.

– Был в городе и узнал, что один из богатейших людей, муж моей давней знакомой, скончался. Решил лично выразить соболезнования. Но, вижу, зря. Ты не выглядишь скорбящей вдовой.

– Что ж, ты зря потратил время. Я в соболезнованиях не нуждаюсь, – отвечаю немного резко. Своим визитом он застал меня врасплох.

– Я уже вижу. В тебе нет уважения к тому, с кем все эти годы делила постель. И от кого родила сына. Стоило ему скончаться, как ты сразу о нем забыла. Довольно цинично. Хотя что с тебя взять. Ты никогда не ценила чужих чувств, – впиваясь в меня своими зелеными глазами, полными льда и осуждения, говорит он.

Раньше бы меня ранило то, как он говорит со мной. И я непременно бы расплакалась от обиды. Но то было бы раньше… Тогда я была другой… ранимой. А сейчас я почти не чувствую боли. Привыкла. Отрастила броню, через которую добраться до меня теперь не так просто.

– Смерть мужа для меня не трагедия, – безразлично говорю истинную правду.

– Даже не скрываешь этого?! Какой же надо быть бессердечной дрянью, чтобы так реагировать на смерть близкого человека.