Анастасия Доронина - Один счастливый день

— Добря-як, — протянула Анька. — Но, в-третьих, — чернильный палец уперся в Катин лоб, — он бабник!

— Неправда! — возразила Катя не слишком уверенно.

— Правда-правда. Я, милая моя, таких донжуанов-самцов за версту вижу!

Неизвестно, была ли Анькина интуиция в настолько безукоризненной, но наличия кое-какого опыта у этой рисковой девицы тоже нельзя было отрицать. Начало студенческой жизни Катина подруга ознаменовала тем, что очертя голову кинулась ловить удовольствия. В том числе и в постели.

С девственностью Анька Истомина рассталась без сожаления во время шумной попойки в общежитии и с тех пор задалась целью детально и постранично пройти весь курс, предложенной Кама Сутрой. От каждого нового опыта Анька приходила в совершенно щенячий восторг и охотно делилась ощущениями со всяким желающим — к великому смущению Катюши, которой мама намертво впаяла в сознание старомодное представление о том, что невинность — главное приданое порядочной девушки.

И ведь не сказать, чтобы Анька была от природы распущенной! Ей, девушке с ярким темпераментом, просто было все на свете интересно. Анька умирала от любопытства и жажды новых ощущений, и Катюша это понимала.

— Ну и в-четвертых, — торжественно провозгласила Анька, подняв грязный палец чуть не к самому потолку, — в-четвертых, вот объясни ты мне, дурында, на кой черт он вообще тебе сдался?! Этот твой Валентик? Столько стоящих мужиков кругом! Может, у твоего Валентика в штанах какое сокровище необыкновенное, а? Может, он у Фаберже натурщиком подвизался?

— Перестань, пожалуйста, или я сейчас уйду! — Пошлости Катя не выносила.

Она нервно задвигала по пластмассовому столику вазочку с мороженым (разговор происходил в любимом обеими с детства кафе «Шоколадница»). Смущение было вызвано тем, что Катюша и сама не смогла бы дать четкий ответ на вопрос, чем именно шалопаистый Валентик завоевал ее однажды раненное любовью сердце.

Сначала она относилась к ласковому, но беспардонному малому с насмешливым недоверием. Катюшу безмерно удивляла манера нового знакомого брать все, что ему понравится, с таким видом, будто право на все эти блага закреплено за Валентиком с самого рождения где-то на Небесах. Совсем скоро его детская непосредственность стала ее умилять. А затем она начала ловить себя на мысли, что тонет в этих огромных ласково-безмятежных глазах. И даже в его жизненном кредо «После нас — хоть потоп» стала находить известную прелесть.

Но самое главное — Валентик совершено ясно дал понять, и подтверждал это при каждом удобном случае, что он нуждается в Катюше. С ней это было впервые, чтобы мужчина — как ни крути, Валентик все же был мужчина — так откровенно зависел от нее. И эта зависимость его нисколько не тяготила. Напротив, рядом с Катей молодой человек становился особенно трогательным и беззащитным. Иногда Катюша ловила себя на мысли, что ей хочется обнять Валентика и плакать над ним — просто так. Без всякой видимой причины, как плачут над здоровыми, румяными и ласковыми детьми счастливые экзальтированные мамаши.

Ну и потом, Валентик все-таки был ее первым мужчиной. Это тоже что-нибудь, да значило. А если быть честной, то это значило почти все…

Полгода продолжался этот странный роман, и никто из них не заговаривал о свадьбе. «Во-первых», как сказала бы Анька, Валентик был хоть формально, но все-таки женат, а «во-вторых», Катюша чувствовала себя вполне счастливой, просто таская ему бутерброды из дома и подкармливая Валентика в памятной столовке в перерывах между парами. Любовью они могли заниматься только тогда, когда Катина мама, работавшая контролером в метро, уходила в вечернюю смену. Старенький диванчик в Катиной комнатке с дешевыми бумажными обоями покряхтывал и пихался пружинами, но они не вслушивались в это стариковское ворчание, обнимаясь, перекатываясь, урча и впиваясь друг в друга до боли, до крика, до изнеможения, до сладостной истомы.

Катюша была почти счастлива. По крайней мере, со стороны она выглядела именно такой.

— Валя! Вставай, хватит валяться. Давай-давай, солнышко, поднимайся. Надо диван собрать, следы преступления уничтожить. Мама возвращается через полчаса, она никогда не опаздывает.

— Куда же я пойду? — вдруг недоуменно спросил Валентик, обеими руками удерживая простыню, которую с него нежно, но настойчиво стаскивала Катюша. — Котик, не толкайся, умоляю… Я устал, я хочу есть, я хочу спать… Ты же не выгонишь меня на мороз?

— Валюта, честное слово, если мама застанет нас вместе, у меня будут крупные неприятности. Ну поднимайся, золотце мое, вставай, ну пожалуйста, ну сделай над собой усилие… Давай-давай… Ножками, ножками…

— Ты совсем не любишь своего маленького бедного мужичка, — притворно захныкал Валентик, одновременно притягивая Катю к себе и ловко проводя мягкой ладонью по ее голой спине. От этой ласки внутри у нее всегда что-то обрывалось и ссыпалось вниз хрустальными осколками. Валентик это знал.

Она уперлась обеими ладошками в его голую грудь и прошептала почти умоляюще:

— Я тебя очень люблю, Валентик, но тебе надо домой, к маме…

— Мама, — передразнил он ее неожиданно резко. — Мама! Какая мама, у той мамы уже который год как другой сын. Не нужен я ей.

— Это, наверное, неправда, но сейчас неважно. Солнце мое, мы поговорим об этом завтра, хорошо? А сейчас тебе пора идти, пока нас не застукали, идти к себе домой.

— У меня нет дома.

Не глядя на Катю, ее возлюбленный встал с кровати и принялся натягивать джинсы. Она не видела лица Валентика, но отчего-то была уверена, что он надулся и вот-вот заплачет.

— Как это нет дома? Ты же с родителями живешь?

— Не понимаю, с чего ты это взяла! Я же тебе говорил, что из дома я ушел. Давно.

— Прости, но я поняла так, что раз с Лерой ты не живешь… не мог же ты все это время… в ее квартире?

— Почему не мог? — обиделся Валентик. — Какая ни есть, но она мне жена… была. Квартира там огромная, три комнаты, целых три! Что мне, на улице ночевать?

— Ты говорил, что ушел от нее!

— Я уходил. Но потом ее увезли. В больницу. А у меня ключ был. Я и зашел. Она долго там пробыла, почти два месяца. Я и жил один, как отшельник. А потом Лера вернулась.

Валентик запнулся и замер, отбросив назад волосы и отвернувшись к окну. Он пытался изгнать из памяти страшное, бледное, окаменевшее Лерино лицо с сухо горящими глазами — таким он запомнил его, когда жена вышла из больницы. Она открыла дверь своим ключом и остановилась на пороге квартиры, увидев Валентика, Не спуская с негр глаз, медленно вытянула руку и отмахнулась, будто отгоняя навязчивое видение. Потом еще раз. И еще. И вдруг, поняв, что он здесь, он никуда не ушел, Лера отвернулась, прижалась к стене и как-то боком медленно сползла вниз…