Екатерина Ромеро - Любовь под наркозом

Странно, что парня не было еще, хотя…это не мое дело.

Укрываю девочку одеялом, и стараюсь не смотреть туда, куда не надо, даже если накидка чуть сползла, и в этот момент приоткрывает обзор на небольшую, но очень красивую аккуратную грудь.

Открываю вымученные глаза, и вижу полутьму. Все тело ломит, а еще жутко, просто до невозможности хочется пить. Во рту словно пересохло все, губы потрескались.

Я ничего не пила с самого утра. Перед тренировкой не позавтракала, а потом случилось то, что случилось, и воды мне, конечно, никто не давал.

– Пить. Я хочу пить…

Говорю это вслух вроде, но никого рядом нет. Только датчики какие-то все время пищат над головой. Где я, что случилось…

Пытаюсь пошевелить ногами, встать, но ничего не получается. Пол тела все еще онемевшее, а это значит, что после операции прошло совсем немного времени.

Хочу на бок перевернуться, но не тут-то было. Сил нет. Тело словно танком переехали. Даже голову поднять не могу. Блин. Приехали, что называется. Ляля и декорации. Сломанная нога. Аншлаг. Аплодисменты.

В нос ударяет какой-то едкий запах медикаментов с коридора. К горлу тут же подкатывает едкая тошнота. Мне плохо, ой…

– Голову поверни. Вот так. Да. Носом дыши.

Мою голову, словно неваляшку, кто-то поворачивает на бок. Жадно хватаю ртом воздух. Становится чуть лучше.

Открываю глаза, и в этой полутьме вижу мужчину, который стоит совсем рядом со мной. Это врач. Очень высокий, большой. В синем медицинском костюме, кажется.

– Вы кто?

– Анестезиолог. Кирилл Александрович. Мы виделись. В операционной.

Сглатываю, пытаясь вспомнить. Голова плохо работает. Мне хочется спать.

Да, я помню его. Точно помню. Тот самый голос бархатный. Это врач, который говорил со мной, успокаивал на операции. Точно он.

– Да, я помню вас. Вы меня по голове гладили.

Говорить все еще тяжело, но я пытаюсь. Все время хочется облизать пересохшие губы, но сил нет даже на это.

– У тебя болит что-то?

Прислушиваюсь к себе. Я своего тела нижнюю половину, так точно не ощущаю. Странно и не особо приятно это.

– Нет, не болит. Не чувствую ног. Совсем. И пошевелить не могу.

– Это нормально. Скоро пройдет.

Кажется, только сейчас замечаю, что у меня какие-то трубки торчат в носу. Ту же руку тяну к ним, но мои пальцы быстро перехватывает сильная ладонь врача. Ой, какая она большая, эта ладонь.

– Это кислород. Не трогай.

– Я хочу встать. У меня уже спина болит.

– Нет, Ляля. Лежи спокойно. Ты еще не отошла от наркоза. Давай, ляг обратно.

Сейчас этот врач без перчаток, и я могу ощутить его прикосновение к своим пальцам. Теплые руки и очень сильные. Не знаю, почему я так решила, но чувствую это.

– Я пить хочу очень. Пожалуйста, дайте воды.

– Нельзя еще.

Поджимаю губы. Блин. За каплю воды я бы сейчас душу продала. Вот, правда. Еще никогда в жизни такой сильной жажды не испытывала.

– Где твои родители? Уже три часа прошло после операции. Почему никто не смотрит за тобой?

– Умерли.

Говорю тихо, но он услышал. За мной некому следить. Бабушка есть, но она плохо ходит. Плевать. Я вообще-то сильная, и сама всегда справляюсь с проблемами. Хотя если уж быть честной, до этого ни разу не болела, и в больнице оказываюсь впервые.

Я вообще не знаю, как себя вести и что делать. Я хочу пить. Это сейчас самое сильное мое желание.

Сглатываю. Во рту все еще дико сухо.

Вдруг чувствую влагу на губах. Кажется, какая-то марля прикасается к ним. В рот попадает буквально пару капель воды. Мало. Чертовски мало.

– Оближи губы. Пока достаточно.

Голос грубый, командный, но я слушаюсь.

Становится чуть лучше, но все равно до дикости пить хочется.

– Спасибо.

Блин, когда этот наркоз уже выветриться? Чувствую себя как нельзя отвратительно.

В следующую секунду снова ощущаю прикосновение, но теперь уже к запястью. Не больно, но так…как-то волнительно.

Открываю глаза. Этот доктор. Кирилл Александрович. Я вижу его силуэт. Ого, что-то он очень сильно высокий, и широкий в плечах. Сейчас без маски, но в этой полутьме его лицо плохо видно.

Он взял мою руку, и зачем-то приложил палец к запястью. Да он же…пульс мой считает, смотря себе на часы на правой руке. Такие, черные и строгие. Бликами переливаются.

Замираю, когда мужчина прикасается к моей нежной коже теплыми пальцами. Губу только прикусываю и, наконец, могу выдохнуть, когда он молча отпускает мою руку.

Поднимаю на него сонные глаза.

– Кирилл Александрович, я помню, что не спала на операции. Я ничего лишнего не говорила?

– Нет, Джульетта. Нормально все. Отдыхай.

Даже в этой полутьме я замечаю блеск его глаз, а еще, кажется, у него темные волосы и короткая щетина. И красивый он, кажется.

Ой, голова что-то вообще не соображает, и я устало прикрываю глаза.

Надеюсь, врач прав, и я не говорила под наркозом ничего дурного. Я вообще-то воспитанная девочка, и не стала бы нести всякую чушь. Ну, теоретически.

После этого мужчина выходит, а я, кажется, засыпаю, отчаянно надеясь на то, что мне просто приснилось, будто я доктору этому в любви признавалась прямо на операционном столе.

***

Эта ночь кажется мне очень долгой. Просто таки не невозможности. На этот раз я просыпаюсь резко. От жгучей, невыносимой боли в ноге, которая кажется, отдает мне прямо в мозг.

Слезы мгновенно подступают к глазам. Хочу встать, но не могу. Тело уже вроде бы не такое парализованное, и я чувствую свои ноги, но подняться все равно не могу.

– Больно…Мне больно!

Всхлипываю. Говорю это вслух, но рядом никого нет.

Двери моей палаты закрыты. Сквозь полупрозрачное стекло я только вижу свет, доносящийся из коридора. Датчики над моей головой периодически пищат, но сейчас мне не до того совсем. У меня нога болит. Сильно. Господи, не могу, не могу терпеть.

– Медсестра! Подойдите.

Мой слабый голос разрывает ночную тишину, но никто не откликается. Осматриваюсь по сторонам. Это похоже на небольшую одиночную палату и крохотным окном. Рядом со мной куча каких-то проводов и трубок. Я лежу на кровати, и испытываю просто огненную боль в этот момент.

– Помогите! Ну, хоть кто-нибудь.

Сил на то, чтобы кричать громче, просто нет, а мой слабый голос, кажется, никто не слышит.

Боль в ноге постепенно усиливается. Я сцепляю зубы и терплю, проваливаясь в дремоту, но, кажется, уже через час снова просыпаюсь и чувствую себя хуже. Больно. Не могу терпеть. Это невыносимо просто.

Начинаю плакать в голос. Какая же я дура. Ну как, как можно быть такой идиоткой, чтобы свалиться со сцены, и сломать себе ногу? Почему я голову себе дурную не сломала, глупая. Теперь вот, мучайся. А до вступительных экзаменов месяц остается, всего месяц!