Магдалина Шасть - Наташа и ее кобели 3

Я лежу на правом боку в чужой постели, почти уткнувшись носом в затылок случайного любовника, мучительно борясь с искушением трогательно обнять его сзади и нежно поцеловать в сводящую меня с ума шею. Кто научил мальчишку пользоваться парфюмом, какой из существующих на земле демонов-искусителей подсунул ему злосчастный пузырёк с приворотным зельем и почему бог не покарал меня отсутствием обоняния или хотя бы легким насморком, за все мои грехи, в тот злополучный вечер нашего первого свидания? Я не могу спокойно работать и почти не в состоянии думать о чём-либо ещё, кроме НЕГО, его запаха и своего безумия.

Я неловко поворачиваюсь и, невольно потревожив сон поймавшего меня в свои сети негодника, оказываюсь в его крепких объятиях, зацелованная с ног до головы. Он-то ничего не стесняется! Он может целовать меня столько и туда, сколько и куда захочет! Ведь из нас двоих именно я взрослая и разумная женщина, обязанная (Кому? Чему?) держать себя в руках и не позволять излишних вольностей. Кто это придумал? Не знаю. Но я держусь, как стойкий оловянный солдатик… Будьте вы прокляты, врущие детям о жизни сказки моего детства! Держусь и глотаю солёные сопли, сидя с подружкой за очередным бокалом сухого вина, пока никто нас не видит. Да, тягучая носоглоточная жидкость не заставляет себя долго ждать, когда эмоциональный остов невротической личности в очередной раз бессовестно расшатывается. Но на обоняние мои сегодняшние сопли не влияют – всё, что не нужно, я уже унюхала.

– Наташа, ты же знаешь, что это несерьёзно.

– Конечно, знаю.

– У вас просто секс.

– Естественно.

– Зашибись.

– Прекрасно.

Но отчего же мне так хочется плакать, смешно сморщив свою милую мордашку, и отбрыкиваться от призывов к благоразумию стройными ногами. Совсем, как в детстве, от манной каши или ещё чего-нибудь такого же бесконечно противного?

– Хочу-у-у, пусть несерьёзно, но, чтоб было-о-о…

Но всем известно, что несерьёзное долгим не бывает, потому что даже вовсе несерьёзное становится пиздец каким серьёзным, когда слишком долго. Нужно переключиться. Да, на пару лет в самый раз. В те наполненные запахом коньяка и авантюрных приключений дни, когда на сердце было спокойно, а в кармане, не смотря на ежедневную востребованность, пусто.

Белобрысый и пухленький Стасик стоит напротив меня, неторопливо покуривая трубку, придающую, как он думает, его едва опушившейся растительностью юной моське столь желанного им статуса взрослого дядьки, и увлеченно объясняет мне, в чём не согласен с Фрейдом по части психоанализа. Я делаю вид, что слушаю, время от времени теребя пальцами короткую и вызывающе пёструю юбку-ламбаду и переминаясь с ноги на ногу в опасных белых босоножках на высоченных каблуках. Курю сигаретку.

– Думаю, нужно кому-то сходить в магазин, – наконец, вворачиваю я давно зудящее на кончике языка пожелание и от души затягиваюсь вонючим табачным дымом, – А то потом нигде не купим.

– Наверняка, кто-нибудь приторговывает. Тут же деревня, – авторитетно сдвигая брови, вещает премудрый Стасик и многозначительно почёсывает свободной рукой левую щеку.

– Ты знаешь, кто торгует? Не знаешь? И я не знаю! Так что давай чеши, – я даже подрыгиваю ногой от нетерпения, – Мне срочно нужно пожрать и снять эти чертовы каблуки! Невозможно ноги болят! Стасик, давай-давай! В магазин быстренько.

– Зато мужики сегодня прям головы сворачивали, – миролюбиво хвалит мой не по статусу фривольный образ, за который меня вечно осуждает моя мама и одна из бабок у подъезда, Станислав, – Так смешно. Животные.

– Ну да-ну да! Такое наслаждение, когда на тебя пялятся, охренеть! Будто баб сотню лет не видели. Завтра брюки надену с кроссовками.

– А мне очень нравится. И юбка, и обувь. Прям вау! – собеседник удовлетворённо растягивает пухлые губы в широкой, глупой улыбке, отчего его лицо приобретает ещё более детское выражение. Пупсик мой ненаглядный. Милота!

– Дамский угодник. В магазин чеши. Колбасы не забудь.

– А мороженку будешь?

– Буду-буду.

Наконец-то я оказываюсь в своём небольшом уютном номере, который мы делим с Елизаветой. Прочь, каблуки! А-а-а! Какой кайф! Я падаю в постель без сил, с наслаждением протягивая гудящие от усталости ноги вдоль кровати. Жизнерадостной и до неприличия активной Лизухи, как обычно, след простыл, а я-то хотела разжиться у неё консервами. После продолжительного и безобразно однообразного трудового дня жрать хочется неимоверно. Чего-нибудь жирного, тяжёлого и охуительно острого. А у подруги этого добра навалом. Запасливая она.

Внезапно дверь с чудовищным грохотом открывается, напугав меня, задумчивую, несуществующими диверсантами, и в комнату вваливается румяная от жары и натуги Лиза. Она затаскивает в комнату огромное ведро, полное прозрачной, как слеза, воды. Подруга хулиганит, безбожно толкая двери ногами. Будто выбить хочет, ей богу, аж побелка с притолоки сыпется. Я смущенно одёргиваю предательски несолидную юбчонку – та задралась до неприличия. Вдруг Лизавета не одна? Нечего врагам на мои ляжки пялиться.

– Наташенька, я готовлю шулюм во дворе, скоро покушаем, – обожаю Лизуню! Вроде никто с ней не припёрся. Хорошо. Лизка экстремальный экстраверт, гостей любит, а я предпочитаю узкий круг.

– Я Стасю в магаз отправила, за водкой с коньяком. Тебе шампанского сказала купить.

– Молодец какая. Верёвки из мужика вьешь!

– Ну, куда б там – верёвки! Он просто неопытный. Ты зачем воду припёрла?

– Это родниковая.

– Кто сказал? Небось водопроводная.

– Не, я пила. Вкусненько.

– Ну, ок. Будем ночью лакать, с похмелюги.

– Надо бы нам пореже бухать. Я безбожно болею после наших возлияний.

– Я тоже об этом подумываю… Лиз!

– Чего?

– А дай паштетика. Очень кушать хочется.

– Наташенька, как в тебя всё это влезает? Жрёшь тоннами, а толстею я.

– Глисты.

– Ах-ха-ха…

– Так задолбало безденежье. Побираюсь вот.

– Хватит. Сегодня я тебя покормлю. И Стасик. Завтра ты нас.

– Стасика кормить? Фить. Его жена пусть кормит. Я его максимум трахнуть могу. Или не трахнуть.

– Наташенька!

– Лизонька!

– Можно к вам? – чернявенькая Маринка, чующая запах халявы за версту, уже тут, как тут, проникает в комнату вроде бы и тихонько, но выгнать уже не получится, – Лиз, а это ты шулюм варишь, да? Жаль, выпить нечего. Да, Наташ?

– Ладно, мы сегодня добрые, но предупреждаю: шулюма мало, – я снисходительно улыбаюсь, – Жрачка есть какая-нибудь, Марин?

– Банка горошка есть.

– Тащи. Только смотри у меня, бухаем у нас, никому не открываем, поняла? Ещё Стасик придёт, с ним.