Лион Кямью - Бездарный волшебник

Все кроме Левапа были готовы давать клятву. Путник заговорил грозно глядя ему в глаза.

– Ты не хочешь жить?

– Хочу

– Уверен?

– Я желаю жить, да только так, как любо мне, али нет то пускай сдохну. Смерть мне милее, чем жизнь под чуждым гнетом. Убив отца я получил свободу, так кончу свой век свободным оставаясь.

Бандиты недоуменно поглядывали на товарища, и только во взгляде атамана читалась толика понимания, однако же в сочетании со снисходительной улыбкой.

– Я не лишаю тебя свободы.

– Ты поручаешь жить по своему укладу, но мне чужд твой уклад.

– Тогда твой выбор сделан и… И как я говорил, я приму клятву только если ее дадут все живые зачинщики разбоя, меж вами должно быть единодушие.

– Угомонись колдун – возмутился атаман – раз уж Левап дурной, таки не жалко его. Изводи дурня со свету, а нас не тронь. Мы уж согласие дали под твою дудку плясать.

– Нет. Вы на разбой вместе ходите, одной ватагой, а значит и ответ держите друг за друга. Кто-кого надоумил а кто-кого не остановил или когда мог что-то пресечь, но не пресек, спорить об этом – сотрясать воздух. Совесть вам позволила стерпеть грехи товарищей и теперь за то, что вы вместе творили, будете вместе отвечать. Раз положились на Левапа значит или разделите с ним одну судьбу или уговорите своего побратима дать общую клятву.

– Ты уж слыхал, чего колдун требует? Соглашайся – приказал атаман – Или мне тебя заставить.

– Соглашусь! А что толку? – начал спорить с атаманом Левап – Я давно разбоем живу, а без грабежей на что мне выживать? Семьи нет, земли нет, даже дома нет. Живу бродягой – то там, то тут, а бывало и к тебе на ночевку напрашиваюсь. Ты ж тут один понимаешь меня – одним лесом сыт не будешь.

– Ты клятву колдуну давай – атаман подошел ближе и полушепотом добавил – а как отвяжемся от него, я уж растолкую как тебе жить. Али ты уж дурак совсем?

– Нет – Левап оттолкнул атамана – не бывать клятвы!

– Тьфу – атаман плюнул мужику под ноги – упертый дурень!

Ноидор набычился, подошел к Левапу впритык.

– Свою то жизнь не бережешь, так побереги чужие. Али сгину я, кто дитяток кормить будет?

– А плявать! Баран! Что мне твои дитятки? Жирком уж обросли, чай не помрут годик-другой!

Мужики сомкнулись лбами. Ноидор, мотнув головой, как бы толкнул Левапа, взметнулись кулаки, но буянов попридержали товарищи.

– Ноидор дело говорит – поддакнул Орб.

– Право! Уж сейчас колотить начнем, пока не согласишься – поддерживал всех атаман – только ножик дайте, я ему перво-наперво немного крови пущу, чтоб клялся охотнее.

Орб нерешительно протянул Нефрапу нож, Левап закричал, задергался, освободил одну руку и попытался схватить нож раньше атамана, но попросту выбил его из руки Орба. Началась толкотня, пытались подобрать нож, Ноидор и Нефрап месили Левапа, тот отбиваясь бил всех без разбора. Каким-то образом нож оказался в руках у Юргетепа. Трус поддавшись безумию драки несколько раз пырнул Левапа под ребро. Заметив кровь, бандиты остановили избиение, все в удивлении смотрели на умирающего и убийцу. Юргетеп сделав шаг назад выронил окровавленное оружие.

– Ты что сделал дурной! – закричал атаман – Зачем ты его убил?

– Я…я…я не хотел, это само… Оно само вышло! – оправдывался дрожащий и срывающийся на рыдание мужик.

– Во имя Всетворца! Что ты наделал? Как? Как мы теперь будем клятву давать?

– Э…э…это… Он! – Юргетеп трясущейся рукой указал на колдуна – Он сказал, что клятву должны давать все живые…

Бандиты подняли взгляды на путника. Мужчина наблюдал за потасовкой с полным безразличием. Он подтвердил слова крысы.

– Клятвы касаются только живых. Он выбрал смерть и его палачами стали его же собратья – и обращаясь к Юргетепу – теперь и ты пролил кровь собственными руками и равен своим побратимам во всем – колдун замер на несколько мгновений, словно ожидая чего-то и когда время пришло продолжил – Левап умер. Мы можем приступить к принесению клятвы. Протяните вперед раненную руку и повторяйте за мной:

– Я «назовите имя» пролил свою кровь, дабы скрепить ею клятву…

Колдун остановился, так как некоторые колебались. Он смерил их грозным взглядом и те торопливо и невпопад затараторили слова клятвы. Колдун продолжил:

– Клянусь я самому себе, что совесть моя не даст переступить грани человеческой доброты и единодушия, что отныне и до тех пор пока ступаю по земле я буду дарить ближним лишь благо и не допущу не зла, не худа ни от себя ни от ближнего. Клянусь я самому себе и Всетворцу, что душа моя не возжелает пасть в порок, не примет на себя ни корысти, ни зависти, ни злости, ни гордыни а примет любовь к ближним и любые дарованные Всетворцом благие начала. Клянусь я самому себе, Всетворцу и вершителю моей судьбы, что клятву хранить будут и мое тело и мой дух. А если я клятву нарушу, приму суд и наказание от вершителя моей судьбы и наказание от Всетворца и наказание от самого себя.

Колдун раскинул руки в стороны и торжественно провозгласил: «Клятва произнесена!». Мужчина с довольным лицом оглядел мужиков.

– Скоро вы получите свободу, оковы исчезнут когда солнце окрасит горизонт красным. Чтите и не забывайте свою клятву. Ах! И позаботьтесь о теле Левапа, он был вашим братом и заслуживает достойных похорон. А теперь я откланиваюсь, если нарушите клятву, я узнаю. Всех благ вам, друзья!

Стоило путнику попрощаться, как тут же его тело обратилось в пыль, которую развеяло по ветру. Мужики вздохнули с облегчением. Атаман разразился забористой бранью. Никто не смел даже пытаться выйти за круг, они то ли верили колдуну, то ли так сильно его боялись, что стали смиренно дожидаться заката. А зря. Любой из них мог отправиться восвояси не почувствовав преграды. Чары не сковывали бандитов ни сейчас, ни ранее. Бандиты сами себе внушили свое заточение, и их собственные глаза их обманывали, внушая и суд, и наказание, и клятву. Таково было коварство этого волшебства. А путник, на которого они напали ушел уже далеко вперед. Он переходил небольшой мостик, впереди виднелась деревня. Вдруг путник замер ощутив, как развеялись его чары – «Давно пора» – подумал он и продолжил путь.

Он приближался к Яхово. О том, что в этой деревне живут двое из недавно напавших на него разбойников путник не знал, да и откуда ему было это узнавать. Все сказанное бандитами было и остается только между ними и чарами которым они открылись и которых больше не существует.

У путника не было намерения убивать разбойников, так как он и правда ценит жизнь, зато желания проучить мерзавцев было предостаточно. Чары дурманящие разум подходили как нельзя лучше, а их свойство раздувать дремлющее в человеке пламя совести могло бы присмирить разбойников и удержать их от гнусных поступков в будущем. А если бы бандиты. Собственная совесть порой наказывает суровее любых пыток и удерживает крепче любых оков. А те у кого совести нет, пусть боятся наказания, которое отныне будет существовать в их воображении.