Валентина Кострова - Внеплановая беременность

– Ай! – нож попадает по пальцу, рассекая кожу. Быстро засовываю палец в рот, чувствую на языке металлический вкус крови.

– Что случилось? – неожиданно возникает Никита. Я испуганно вскидываю на него глаза, будто застукал на месте преступления. Он в доли секунды оценивает обстановку, подходит к ящику возле окна, достает пластиковую коробку. Я замечаю в его руках бутылочку перекиси водорода, бинт. Разворачивается ко мне, держа бутылку, взглядом показывает мне подойти к раковине. Его движения точны, не суетливы, а повязка на раненом пальце заслуживает того, чтобы ее показывали ученикам на уроках ОБЖ.

– Спасибо, – глухо благодарю Никиту, стараясь унять бешено колотящееся в груди сердце. Кружится голова, я осторожно присаживаюсь на стул.

– Выглядишь бледной.

– Голова закружилась. Сейчас пройдет, – стараюсь успокоиться, Никита берет нож и дорезает овощи, закидывает их к курице в пакет. Я не вмешиваюсь, мужчина делает все так, как бы делала я. Вот завязывает рукав, все внутри пакета осторожно перемешивает, кладет в форму и отправляет в духовку.

– Спасибо. Думаю, через полчаса все будет готово, как раз Полина Сергеевна придет, – он меня смущает своим присутствием. Смотрит темными глазами, хочется тут же отвести взгляд в сторону, а не отпускает.

– Это на салат? – кивает на помидоры, огурцы, перец.

– Да, но я сама могу все нарезать.

– Сиди уже, – он режет так, как в реалити-шоу режут известные шеф-повара. Я только успеваю моргать, загипнотизировано глядя на лезвие. Чик – и вот салат готов. Только поворачиваю голову, достает тарелки, бокалы, вилки и молча расставляет на столе. На двоих.

– А Полина Сергеевна?

– Она задержится у подруги. Поэтому, если не против моей компании, вместе поужинаем, – в карих глазах появляются смешинки. – У меня как раз припасена вкусная настойка из малины.

– Извините, но я не пью.

– Болеешь?

– Почему сразу «болеешь»?

– Если не пьешь, значит, болеешь или беременна. Если не первое, то второе, – прищуривает глаза, понимаю, что следит за моими эмоциями на лице, а я, словно пойманная на вранье, смотрю на Никиту с широко распахнутыми глазами. Он хмыкает, присаживается напротив меня. Сердито сверкаю глазами, скрещивая на груди руки.

– Знаете, вас это не должно касаться. Это мое личное дело, почему я не пью. Может, у меня аллергия на алкоголь, – возмущенно смотрю на Никиту, он задумчиво изучает мое лицо.

– Тебе хоть восемнадцать есть?

– Это не ваше дело, сколько мне лет.

– Послушай Аня, я не знаю, какую ты наплела историю моей матери, но мне хватает ума сделать свои выводы. Допустим, тебе восемнадцать есть…

– Мне двадцать, если вас так волнует мой возраст. У меня есть профессия, но в Москву я приехала по личному делу. Это все, что вы должны знать, – у меня от гнева горит лицо. Я вспоминаю Диму с девушкой и злюсь еще сильнее.

– Поматросил и бросил? – иронично ухмыляется, я вскакиваю на ноги, рука чешется, чтобы залепить ему пощечину, но сжимаю кулаки.

– Не ваше дело, Никита, не знаю, как вас там по батюшке, – прохожу мимо мужчины, он хватает меня за запястье.

Я удивленно смотрю на наши руки, потом в карие глаза. Мое настроение и без того нестабильно. Сейчас гнев растворяется, уступая место полной растерянности. Почему так? И прикосновение Никиты не раздражает, а волнует. У него огрубевшая кожа на ладонях, хватка сильная, но не причиняет боли. Мне хочется понять, что со мной происходит, понять, почему карие глаза вдруг стали темнеть, а потом Никита все же отпускает руку и отводит глаза в сторону.

– Извини. Действительно, не мое это дело, – встает и оставляет меня одну на кухне с бурей в груди.

Еще раз проверив наличие денег, посмотрела расписание поездов. Вздохнув, набираю мамин номер телефона. Нужно ее как-то морально подготовить, чтобы следующий разговор с глазу на глаз вышел менее эмоциональным.

– Да, Аня, – голос мамы глухой, уставший. Я чувствую укол совести. Вчерашний странный разговор с Никитой окончательно меня убедил, что задерживаться в Москве нет смысла. Нужно ехать домой и заниматься собой, готовиться к появлению на свет малыша. Я умом понимаю, что через некоторое время у меня будет ребенок, но до конца не осознаю, что меня ждет впереди. Будущее настолько смутно и страшно, порой я трусливо прячусь под одеяло, надеясь, что с первыми лучами солнца все мои проблемы рассеются. Увы, новый день наступал, проблемы остались прежними.

– Привет, мам. Как дела? Извини, что так долго не звонила, понимаешь, сезон, дела, прихожу домой и сразу спать, – стыдно врать. У меня даже щеки начинают пылать, хорошо, что мама этого не видит, по голосу вроде не понимает, что лгу.

– Ой, Анечка, тоже было как-то не до тебя, только сегодня очухалась, пришла в себя.

– Что-то случилось? – беспокойно ерзаю на кровати, с тревогой в сердце смотрю перед собой.

– Да все случилось. Отец твой в больнице, утром стало плохо. Вызвали «скорую», забрали в неврологию. Врач сказал, частичный паралич правой стороны, – от каждого слова у меня холодеет в груди и ком в горле перекрывает дыхание. Боже, за что ты так?

– И что это значит? – осторожно спрашиваю, судорожно пытаюсь понять, что говорить дальше и как мне теперь быть.

– Ничего хорошего. Недельку его подержат в больнице, а потом домой. Полного восстановления никто не гарантирует, – слышу в трубке всхлип. – Лерка с Санькой обещали помогать, будут приходить раз в день вечером после работы. Ты ж понимаешь, он будет лежачим, ходить под себя, я его не переверну. Горе-то какое… – судорожно вздыхает. – Марья Ивановна обещала выбить для него инвалидность, хоть какие-то льготы будут, лекарства по рецепту будут бесплатно давать. С работы уже звонили, сказали, что кое-какие выплаты сделают, но на этом все. Как мы теперь будем? Пенсия по инвалидности небольшая, говорят, и мои десять тысяч, может, хватит, если что, на кашу на воде перейдем. У вас в сезон хорошие зарплаты, – в трубке возникает говорящая пауза, я сглатываю.

– Я поняла, мам. Как только получу деньги, переведу тебе на карту. Постараюсь на днях приехать.

– Да чего ты будешь приезжать, работай уже до конца сезона. Деньги сейчас нам будут очень нужны. Может, тебе удастся в санаторий какой-то круглогодичный устроиться, чтобы не терять заработок. Ты за меня не переживай, Лерка с Санькой рядом, помогут. Ты там не голодаешь?

– Нет, мам. Как я могу голодать с такой работой.

– Ну да, что-то я сглупила. Все хорошо?

– Да, все хорошо, – о своей беременности молчу. Очень хочу, чтобы мама все поняла по моему молчанию, но она слишком озабочена собственными проблемами, чтобы услышать мои странные паузы.

– Вот и славно. Ладно, не будем тратить деньги на пустые разговоры. Звони мне теперь вечером, днем я у отца в больнице. Пока доеду, пока то, пока сё, не до телефонных разговоров.