Мария Высоцкая - Наше шаткое равновесие

– Блин, как мне плохо, – скулит, выпуская дым.

– Пить меньше надо, – смеюсь.

– Евгения Андреевна, там пришли, начальство спрашивают, – вещает Ленка, выглядывая на улицу, обхватив себя за локти.

Киваю.

Быстро иду обратно, выискивая глазами того, о ком говорила Лена.

– Здравствуйте! Вы меня спрашивали?

Молодой человек, явно меня не слушая, проходит в сторону моего кабинета, внимательно осматривая помещение. Как-то по-хозяйски, что ли, от этого становится не по себе.

– Простите, у нас…

– Девочка, хозяину звони, разговор есть.

– Что, простите?

– Ты глухая или тупая? – усмехается, а я, кажется, бледнею.

Что здесь происходит?!

– Я директор этого ресторана, – отрезаю ледяным тоном.

– Тогда, мадамка, дело плохо, – нависает надо мной своей громоздкой фигурой, – бабло стрижете, а не делитесь. Разве так можно?

Он сейчас серьезно? Усмехаюсь, приподымая бровь.

– А у нас что, девяностые вернулись?

– А они далеко и не уходили. Короче, теперь каждый месяц будешь отдавать мне тридцать процентов от прибыли. Я же, в свою очередь, позабочусь о том, чтобы с вашим бизнесом не возникало никаких проблем.

– Что еще сделать? Может быть, в полицию заявление написать о вымогательстве!

– Попробуй, дорогая, но полиция уже здесь, – достает удостоверение. Как можно быстрее запоминаю фамилию и ОВД, кажется, это местное.

– Поэтому лучше не усугублять. Завтра чтобы приготовила полтинник, будем считать это благотворительным взносом, чтобы я забыл твою дерзость, иначе многое может случиться. Пожар, к примеру.

Мужчина едко ухмыляется и, сунув мне в руки листочек с номером телефона, развернувшись на пятках, уходит.

Он уходит, а я стою, как окаменевший овощ, не в силах сделать хоть что-то.

– Ты чего? – Зотова хлопает дверью, и я отмираю. – Смерть увидела?

– Кажется, у нас проблемы.

Рома приезжает только после девяти. Немного хмурый, но с надеждой, что все обойдется. Вижу это по его глазам. С ходу протягиваю ему листок, а сама замираю у окна. Только этого всего нам не хватало.

– Ром, и что делать будем?

– Платить, Жень.

– Ты с ума сошел?

– Нет. Если он реально мент, нам только хуже будет.

– Ты издеваешься? Хуже? Хуже?! – перехожу на крик. – Ром, надо в полицию идти, в УСБ… не знаю. Но это все незаконно! Нужно что-то с этим делать, а не соглашаться на их условия.

– Ты реально думаешь, что в нашем отделении не в курсе?

– Думаю! Не знаю… – начинаю паниковать, потому что в его словах есть правда… не могут они не знать.

– На этом и остановимся. Я позвоню ему завтра сам. А ты не лезь! Слышишь, Жень, не надо из себя железную леди строить.

– Может, отцу позвонить…

– И что он сделает?

– Не знаю. Ничего не знаю, Ром. Но и платить – не выход, ты же понимаешь, что это рэкет какой-то… у него, может, вообще удостоверение поддельное.

– Вот завтра я все и выясню. Езжай домой, Лунга, глаза уже краснющие.

– Ладно, – накидываю на плечи пиджак, – ладно.

Из ресторана сразу еду домой. Но даже там, в теплой и уютной квартире, меня потряхивает от произошедшего. А еще от злости и бессилия. В такие моменты я жалею, что все-таки не доучилась на юридическом. Хоть что-то бы знала, куда бежать, что делать. А так… так все пустое.

Выхожу из душа, аккуратно намотав полотенце на голову. У зеркала тщательно мажу лицо кремом, зацикливаясь на своих красных белках. Да уж. Работа за один день сделала то, от чего я избавлялась десять дней отпуска. Опять этот больной взгляд и синяки под глазами. Так и в кому свалиться недолго.

На кухне завариваю зеленый чай с мелиссой. А потом подпрыгиваю от неожиданно раздавшегося в дверь звонка. Перевожу взгляд на часы – полпервого.

Тихо подхожу к двери, отодвигаю задвижечку глазка. Вилка?

Быстро открываю замки, впуская Лужину в квартиру.

– Вил, ты чего так поздно?

– Прости, я звонила, ты, видимо, не слышала, – опускает глаза. – Жень, можно у тебя переночевать?

– Конечно, – пячусь, – что за вопрос?!

– Спасибо.

– Вил? Что случилось? Опять поругались?

– Хуже, мать его нагрянула. И с порога, как всегда, понеслось… а самое обидное, знаешь что?

– М?

– Эта рухлядь старая упрекнула меня неумении готовить. Меня! Я шесть лет в Париже отработала, в мишленовском ресторане, пока сюда не вернулась… и его не встретила…

– Тихо, спокойно. Пойдем чайку попьем?

– А покрепче есть что?

– Найдем, Вил.

На кухне я достаю из шкафчика бутылку текилы. Осталась еще с Зотовского дня рождения.

– Садись, я сама все сделаю, – отбираю у нее из рук нож и тонко нарезаю сыр, – лучше бокалы достань.

– Где?

– Там справа наверху.

– Все, вижу.

Быстро сообразив мини-банкет, усаживаемся за стол. Вилка надкусывает ломтик сыра, и, словно за упокой, опрокидывает стопку текилы, закусывая ту лимоном. Соли она избегает.

– Полегчало?

– Немного.

– Ну и хорошо.

– Женя, я завтра на работу к обеду приду, прикрой, если что. Нужно домой съездить, вещи кой-какие забрать.

– Решилась?

– Не знаю… сейчас на двести процентов уверена, что не вернусь к нему больше. На развод подам, сколько можно? Он полгода на диване лежал, я за двоих пахала… и все равно изо дня в день во всех бедах была виновата.

– А я тебе еще два года назад говорила…

– Говорила, Жень, говорила. Только сказать-то просто… а сделать…

– Все, прекрати это уныние. Нормально все будет. Прекрасно даже! Слышишь?

– Слышу. Лунга, как же я тебя люблю. Что бы делала, если б ты к нам, вся такая зелененькая, официанточкой работать не пришла, а?

– Зотовой бы плакалась.

– Зотовой поплачешься, у нее ж от всех проблем одно лекарство.

– Ага, член.

– И я о том же.

– Хотя тебе не помешало бы парочку присмотреть, – наливаю еще текилы.

– Ну что ж, тогда устроим кастинг. Вот разведусь и уйду в загул. Такой, что Зотовой не снилось…

– Ты полегче. Мне Даринки с ее похабными историями одной вот так, – показываю куда-то выше своей головы, – хватает.

– Ну вот, а у меня только душа в рай полетела. Кстати, Жень, а что у нас там за инцидент в ресторане?

– Ой, Вил, сама еще не разобралась. Какой-то мужик приходил. Деньги за крышу вымогал.

– Крышу?

– Ага.

– Он какой год на дворе видел?

– Видимо, не видел. Не знаю… Рома сказал, будет платить. Дурак наивный! Неужели не понимает, что они так еще больше присосутся?

– Что делать думаешь?

– Пойду завтра в ОВД наше схожу. У него в ксиве черным по белому наш район прописан.

– И что хочешь узнать?

– Да не знаю еще. Там видно будет.

– А хуже не будет?

– Куда уж хуже…

– Ладно. Хватит о грустном, еще по одной?

– И спать.

***

Утром я оставляю Вилку дома, а сама, вооружившись красной помадой, еду в наше местное ОВД. С детства не люблю все эти государственные учреждения Мороз по коже. Расплатившись с таксистом, накидываю на голову капюшон, чтобы хоть немного скрыть укладку от ветра. Волосы у меня длинные, густые, пшеничного цвета. Свои, ни разу не крашенные. Да и укладки я люблю, даже на курсы ходила, так, чтобы немного свои унылые будни разнообразить. На губах кричащая красно-морковная помада. На ногах черный тонкий капрон, а тельце запрятано в узкое вязаное серое платье-миди.