Ольга Окабэ - Запретная любовь

…If they be two, they are two so

As stiff twin compasses are two ;

Thy soul, the fix'd foot, makes no show

To move, but doth, if th' other do…

(«A Valediction forbidding mourning»

by John Donne)

…И если душ в нём две, взгляни,

Как тянутся они друг к другу:

Как ножки циркуля они

В пределах все того же круга…

(«Прощание, запрещающее печаль», Джон Донн)

Чёткие тонкие линии послушливо ложились на чисто белую бумагу, такую белую, что она могла бы поспорить своей белизной с первым снегом в декабре. Линии, оставленные карандашом, еле проступали на этой белой поверхности – настолько тонкие. Но других и не нужно было, здесь подходили именно такие. Неожиданно карандаш, уже занесенный для начертания очередной линии, вкупе десятков таких же обозначающей плавный водопад волос, остановился, так и не коснувшись бумаги. Как же лучше обозначить эту родинку…

– Что, художеством решил заняться? – нежданно-негаданно раздался над ухом голос, в котором время от времени проскальзывала хрипотца.

– А перерыв обычно на перекус используют, – заметил второй голос.

– Оказывается, у нас художник есть! Вот кому теперь плакаты надо поручать рисовать!

Да, как всегда. Джим, не упускающий возможности отпустить колкость, Тэд, везде вставляющий свои ценные замечания, и Макс, так обожающий отдавать указания, что явно мотивировало его должность капитана. Не дождавшись оценки по достоинству, тетрадь, в которой и был этот листок, была убрана в спортивную сумку, а её хозяин резко встал.

– Да ладно тебе, Мэтт, мы же ничего такого не имели в виду, просто шутка! – поспешил заверить парня Тэд.

– Да-да, просто шутка, ничего большего, – поддакнул Джим.

Спортивный свисток прозвучал как раз вовремя, обозначая конец перерыва и заодно прерывая этот бесполезный разговор.

Кстати, о них, этих самых Джиме, Тэде и Максе. Они были довольно разными и не то чтобы друзьями, просто приятелями. Даже по возрасту отличались друг от друга, не сильно, конечно, но на год-два – это точно. Но, несмотря на всяческие отличия, которые не стоит подробно упоминать, потому что они совсем не имеют большой важности, было одно обстоятельство, надёжно их объединяющее – они были в одной команде. И не в какой-то там команде, собирающейся на улице и расписывающей ночью стены разными красками, а в баскетбольной команде старшей школы имени Джона А. Макдональда в Ванкувере. Весьма сильной, стоит заметить, и конкуренцию которой составляет разве что только школа совсем в другой стороне города. Да, в этой команде были сильные игроки, и одним из них как раз был Мэтт, или, если говорить полно и присмотреться к этой личности повнимательнее, Мэтью Дэвис, как раз учившийся в последнем классе этой самой школы. Он как нельзя лучше подходил для баскетбола по всем параметрам, и рост не играл в этом последнюю роль, а его реакция была просто завораживающей, и не занимал он пост капитана лишь потому, что не было желания. Да и с этими тремя он был довольно дружен. Вообще, он был достаточно общительным человеком, который вовремя посочувствует, что-то посоветует и одним из первых улыбнётся шутке, прозвучавшей в компании. Вот только в последнее время эта улыбка стала появляться реже и исчезала совсем, если кто-то ненароком увидит его рисунок. Да, иногда, совсем редко, но всё же он рисовал. Не сложные пейзажи разными кистями, а так, карандашом. Лет пять назад его мать бы сказала: «Ах, почему ты не пошел в художественную школу!», но сейчас эти разговоры уже забылись, а Мэтт только иногда брался за карандаш ради отдыха после тяжелой тренировки. Впрочем, все тренировки были тяжёлыми. И вот, в последнее время его рука выводила только один рисунок, а точнее – силуэт. Рисунок, прерванный сейчас, не был исключением.

А всё началось с малого, с простой прозаической прогулки по местному скверу. Временами бывает так, когда всё и все надоедают безмерно, и хочется, забыв об этом всём, просто пройтись где-нибудь, отдавшись на волю свежему ветру и только что купленному гамбургеру. Так в один на редкость не дождливый день в самом начале осени случилось и с Мэттом. Вроде бы и не произошло чего-то глобального, тянущего на уровень Вселенной или хотя бы Солнечной системы, а просто, что называется, навалилось всё. Последней каплей был автомобиль, полностью обляпавший его светлые джинсы грязью, когда проезжал мимо на невообразимой скорости. Пять минут отменной брани настроение вовсе не улучшили. И вот, итогом всему послужил как раз этот самый мало чем привлекательный сквер. Да, осень только начиналась, и можно было найти в этом что-то приятное, когда под ногами шуршали первые пожелтевшие листья, пожелавшие покинуть родимую ветку. В принципе, неплохо: свежий воздух и этот самый гамбургер немного повышали настроение до отметки «сойдёт», и Мэтт даже решил зарисовать что-то, благо, блокнот оказался с собой во внутреннем кармане куртки, но это что-то было сразу же забыто, когда он увидел её.

Он присел тогда около небольшого фонтана на каменное ограждение, и ему предоставлялся отличный обзор, что позволяло наблюдать ему за многими, а самому оставаться незамеченным. Здесь было довольно много людей, весело разговаривающих или серьёзно читавших книгу, сидя на лавочке, но ему показалось на миг, что настоящей была только она, а все остальные – лишь неясные смутные тени. Она шла не одна, с ещё одной девушкой, с подругой, видимо, но та была подобна неясному отражению. Эти несколько секунд, когда она проходила мимо него, растянулись в вечность и закончились так же быстро, как свет молнии. Она уже давно прошла, а Мэтт ещё с четверть часа сидел, просто глядя туда, где она проходила.

Она была красива. И если кто-то бы засомневался в этом, Мэтт тут же вступил бы в жаркий спор, не побрезговав в качестве аргумента использовать и свои кулаки. Она была красива настолько, что в его памяти запечатлелась каждая чёрточка её лица, хотя он видел её всего лишь раз. Это была юная девушка среднего роста. Её изящная фигура завораживала. Каштановые с рыжеватым оттенком волосы спадали на плечи. Тёмные волосы оттеняли её светлую кожу. На высоком лбу выделялись миндалевидные синие глаза и изящно изогнутые брови. Вздёрнутый нос придавал смешливое выражение. Она не шла по земле, а скорее порхала, как бабочка.

Парень и сам не понял, как на маленьком листке бумаги уже высвечивался наполовину готовый рисунок, на котором было её лицо. Тогда Мэтт просто запомнил образ девушки, то, как она выглядит, поначалу не обращая внимания на то, что довольно часто думает о ней, человеке, которого видел первый раз в жизни и то всего лишь с полминуты. Но по мере того, как карандаш в его руке выводил знакомый образ всё чаще, он больше запоминал каждую чёрточку, больше… Можно с уверенностью сказать, что с каждым рисунком Мэтт окончательно и бесповоротно влюблялся в свою нарисованную Галатею.