Лана Лисакова - Сердце ангела

– Не надо так убиваться, моя девочка, – услышала Ася рядом голос тёти Вали, мамы Дэна. – Пойдём к нам, чайку попьём.

Валентина Ивановна обняла девушку за плечи, вытерла ей слёзки и они пошли в дом, сразу опустевший без Дэна.

Они посидели на кухне, попили чай с пирожными, оставшимися с проводов, потом Валентина Ивановна показывала Асе семейный альбом и рассказывала о том, каким был её мальчик в детстве.

– Я даже не знаю, что ты с ним сделала, – говорила она девушке. – Из скромного, застенчивого мальчика он превратился в уверенного в себе мужчину.

– Вам это не нравится? – округлила глаза Ася.

– Что ты, что ты! Мне это даже очень нравится. А в последние два дня мой мальчик не ходил, а летал….

Ася опустила глаза, чувствуя, что краснеет.

– И не надо стесняться. Любовь, а я думаю, что именно это чувство он испытывал к тебе, это хорошее теплое чувство. Думаю, что именно это и поможет ему пережить эти два года.

....Рыжеволосая девушка полностью занимала мысли Дэна с того самого времени, как он с ней расстался накануне.

Придя, домой, он долго мерил шагами комнату: Дэн не мог себе простить своего поведения по отношению к Асе. Сможет ли она простить его? Почему он повёл себя с ней, как последняя сволочь?!? Даже тому, кто хорошо знает свои недостатки – нелегко с ними сражаться. Раньше он за собой такого не замечал. Да и ни одна девушка не сводила его с ума, как эта рыжеволосая бестия со сверкающими, словно драгоценные камни, глазами. Он метался по комнате, как разъярённый лев в клетке, пока усталость от насыщенного разными событиями дня не заставила свалиться его навзничь на диван, где он тут же забылся крепким сном.

Он даже не сразу понял, чего хочет от него мама, которая пришла разбудить, чтоб он не опоздал на автобус.

Проснувшись окончательно и вспомнив события прошедшего вечера, он разрыдался, уткнувшись в плечо матери:

– Ма, я полный кретин! Я всё испортил…. Но я люблю её больше жизни….

Валентина Ивановна успокаивала сына, пытаясь узнать, что же такого могло вчера случиться, что до предела взвинтило нервы её мальчика. Весь вечер она наблюдала за ним: он ни на минуту не оставлял свою рыжеволосую красавицу, не сводя с неё восхищённо-влюблённого взгляда.

Сквозь сдавленные рыдания и обрывки фраз, мать поняла, что её сын сделал что-то, что могло обидеть или оскорбить эту замечательную девушку, с такой чистой, открытой и обворожительной улыбкой.

– Она не придёт…. Мама, мне так стыдно… и больно….

– Ну-ну, мой мальчик, успокойся, – гладя по головке, как в детстве, уговаривала Валентина Ивановна сына . – Она придёт. Ася хорошая девочка и, как мне показалось, умная и добрая. Она обязательно придёт проводить друга, – уверенно говорила мать. – Будет, однако, стыдно, если ты явишься перед ней с красными от слёз глазами. Ты же мужчина – тебе не пристало плакать. И если опоздаешь на сборы, тебе будет не менее стыдно.

....Подойдя к военкомату, Дэн окинул взглядом толпу. Он расстроился, не увидев знакомой фигурки и огненно-рыжей копны волос.

К нему подошёл Вадим:

– Привет. Нет её ещё, дружище.

– Она не придёт, – сказал Дэн. – У меня хватило дури её обидеть….

– Ты? Обидел? – глаза друга округлились от удивления. Он никогда даже предположить не мог, что Дэн способен кого-то обидеть, а уж Аську, которой он надышаться не мог…. У него в голове не укладывалось. – Она не может не придти. А вот и она….

Вадим первым заметил девушку. Дэн рванул к ней навстречу, обнял, и она не отстранилась. Он заметил покрасневшие от слёз или от бессонницы глаза.

Он должен был извиниться перед ней за то, что обидел:

– Прости, родная, я теряю голову в твоём присутствии, а в твоё отсутствие я теряю душу.

Она прямо посмотрела ему в глаза. В бездонных глубинах этих тёмно-синих озёр была неподдельная печаль.

– Я буду ждать тебя, – только и сказала девушка, проигнорировав его извинения.

Он приподнял её от земли и чмокнул сначала в нос, а затем в губы. Потом аккуратно поставил на землю и побежал к автобусу.

Сердце бешено колотилось от мысли, что она пришла – значит, она не сердится. Он, оглянувшись на ступеньках, увидел, что к Асе сзади подошла его мама. Он помахал им обеим рукой.

Первое письмо от Дэна Ася получила уже через несколько дней. Он писал обо всём, что видел; о том, что чувствовал; о том, что безумно её любит, что сожалеет; о том, как повёл себя на проводах.

Ей было жаль этого мальчика, который так и не смог простить себя за ту пылкую страсть, которая так испугала и одновременно так восхитила Асю.

Письма приходили регулярно, пока Дэн находился в учебной части. Потом письма перестали приходить. В этот промежуток времени она очень сдружилась с мамой Дениса. Потом они обе получила очень трогательные и нежные письма, где он извинялся, что долго не писал. Обе, и мать и Ася были встревожены. Письма начинались словами: "Привет из ДРА", а это означало, что их мальчик служит в Афганистане, где было далеко небезопасно, если не сказать большего. Они успокаивали друг друга, ясно понимая, что каждая из них переживает по-своему эту новость, но что обе беспокоятся одинаково за дорогого им человека, сомнений не вызывало.

Он писал ей так часто, как мог; просил простить её за ту безумную ночь. Он скучал по ней, по шелковистым волосам, поразительным фиалковым глазам и сладости её губ.

Конечно, он думал о ней постоянно. Слишком часто, может быть, если учесть, что он не видел её всего полгода. Это не такой большой срок, чтобы перестать о неё думать.

Когда Дэн был переведён из "учебки" в ДРА, он долго не мог насмелиться написать. Даже, когда написал, очень боялся её реакции.

Здесь и воздух был другой, и земля другая, и небо казалось другого цвета. Но лазоревые глаза милой девушки не заменила бы ему вся небесная лазурь.

Он вспоминал её глаза, губы, руки, ласкающие его тело. Когда он предавался воспоминаниям, брюки становились ему слишком тесными в определённом месте.

Всем известно, что хорошие новости доходят дольше, чем плохие. Плохую новость сообщили Валентине Ивановне по телефону: Дэн был ранен и лежал в госпитале. Валентина Ивановна сообщила Асе, и они вместе вылетели в Термез.

....В голове его несколько прояснилось, в ушах всё ещё звенело, до плеча и бока было не дотронуться, его бросало то в жар, то в холод, когда тело корчилось от физической боли. Его било крупной дрожью от лихорадочной горячки. А потом были руки, поправлявшие подушку. Он сощурился и увидел перед собой в невероятном каком-то отдалении её лицо. Нахлынувшая тьма мгновенно растворила светлый образ, но он успел ещё почувствовать на губах прикосновение мягких нежных губ, её губ.

"Я брежу…" – с этой мыслью он провалился в небытие.