Катерина Траум - Последняя кража

Даже в детстве я не боялась тишины и темноты, никогда не представляла монстров под кроватью и спокойно читала Стивена Кинга на ночь. Так что меня не пугала сегодняшняя гроза и завывания ветра за окном на кухне. Не отвлекали молотящие в стекло капли дождя. Вокруг витали вкусные запахи запекающейся в духовке лазаньи и играла негромкая спокойная музыка, под которую я крутилась между плитой и холодильником. Наслаждаясь одиночеством, слегка пританцовывала в розовом фартуке с оборками – тот самый подарок от мамы, который сначала стыдно принимать, а потом не можешь расстаться. Хотя одиночество это довольно условное, о чём поспешил напомнить Пушок громким голодным мяуканьем и потёрся густой серой шерстью о мои ноги.

– Ты обжора, – вздохнув, я всё-таки положила ему в миску незапланированную порцию корма, но паршивец лишь презрительно чихнул, намекая, что не отказался бы от свежего соуса «болоньезе». – Станешь жирным и не сможешь закинуть свой зад даже на диван, – пришлось пригрозить ему, прежде чем вернуться к разделочной доске.

Я редко баловала себя кулинарными изысками: для себя одной стараться всегда лень. Свободная жизнь полностью меня устраивала. Родители жили на другом краю Ньютауна, не докучая нотациями и позволив обставить свой дом так, как хотелось. Любимые места – спальня с удобной широкой постелью и домашний кинотеатр в гостиной напротив утопленного в подушках диванчика – выдавали с головой, что отдыхать я предпочитала совсем не в ночных клубах. После трудовых будней в издательстве, принадлежащем папе, сил на что-то иное не оставалось: слишком дорого давалась репутация грамотного рецензента, которую постоянно нужно поддерживать. Я знала, что меня не любили за прямоту и принципиальность, но это привычно для пожизненной пай-девочки. Клеймо на лбу, которое давно не мешало. Мне нравилось, когда всё на своих местах, и когда можно предсказать каждый свой день с точностью до минут, как сегодня.

Где-то неподалёку раздался громкий стук, и я беспокойно дёрнулась. Потянулась к телефону на столе и выключила музыку, прислушалась. Но кроме шума дождя с улицы да урчания жующего корм Пушка больше ничего не нарушало привычной тишины. Пожав плечами – наверное, послышалось – я повернулась к раковине, чтобы вымыть посуду после готовки. Скоро испечётся лазанья, и можно будет снова включить любимый сериал, поужинав перед экраном. Вредная привычка – наверное, единственная, о которой предпочитала молчать. Ни к чему рушить идеальный образ идеальной жизни идеальной Софи.

Однако вскоре неприятная тень снова задышала в затылок, заставив выключить воду. Чувство, будто кто-то наблюдал за мной, интуитивное и странное. Я не спеша вытерла руки о фартук, и показалось, что где-то у входной двери впрямь послышались копошение и сдавленная ругань. Нахмурившись, потуже затянула хвостик на голове и смело вышла в гостиную.

– Эй, кто ту…

– Не дёргайся, сука! – резкий удар заглушил мой панический визг, застывший в горле. В глазах потемнело от боли, когда грубые лапы схватили за плечи и впечатали меня в стену, вышибая воздух внезапностью и страхом. – Заорёшь – сверну шею, усекла?! – прошипела большая чёрная тень передо мной, и я с трудом сфокусировала взгляд на её лице, закрытой маской с прорезями.

Грудь сдавило паникой, я отрывисто кивнула, пытаясь не заорать в голос. Сжала кулаки, ногтями врезаясь в кожу ладоней. Вдоль позвоночника пробежала ледяная волна, как только в полумраке гостиной удалось разглядеть ещё две фигуры в таких же чёрных куртках и шапках. Когда они пробрались, почему не заметила?!

От грабителя сильно пахло табаком и кислым пивом, вызывая тошнотный позыв, а его пальцы впивались в плечи так крепко, что отдавало тупой пульсацией в ключицы. Не выдержав давления, я тонко проскулила:

– Отпустите… прошу…

– Заткни рот! – рявкнул мужчина, и я зажмурилась, желая лишь сжаться в комок и исчезнуть. Кожу покалывало, а ноги предательски подкашивались. – Ещё хоть слово, и тебе конец, блондиночка!

В доказательство этих слов он щёлкнул перед моим носом блеснувшим перочинным ножом, от чего поток ужаса разбил дрожью каждую клетку. Жить хотелось очень сильно. Вспыхнувшая было дурная мысль попытаться дать ему коленом между ног и убежать на второй этаж испарилась бесследно. Шумно сглотнув, я окончательно слилась со стеной.

А тем временем один из незваных гостей метался по гостиной, сваливая в большой мешок всё, что попадалось под руку. Шкатулка с украшениями, портативная колонка. Вытряхнул из лежащей на кресле сумочки кошелёк и плеер. Идеально чистый паркет покрывался грязными отпечатками ботинок и каплями дождя, стекающими с поблёскивающих курток. Грабитель задел полку с сувенирами в шкафу, и любимые статуэтки посыпались с неё, разбиваясь вдребезги с оглушительным грохотом. От зрелища закрутило живот, я и всерьёз опасалась, что вывернуть может прямо на держащего меня ублюдка, но дёргаться откровенно глупо. Не очень-то безопасно трепыхаться в руках человека с ножом, а приёмами айкидо, увы, не владею.

– Да оставь ты эту дрянь, – раздался голос третьего мужчины, вышедшего откуда-то из тени. – Лучше сгоняй на второй этаж, там наверняка есть деньги или золотишко. Правда же, хозяйка? – он развернулся ко мне лицом. Из-под маски слышалась насмешка. И вдруг замер, смотря на меня в упор и вынудив самой с несмелым недоумением выглянуть из-за плеча его напарника.

Мягкий вкрадчивый баритон, чуть хриплый, прокуренный. Смутно, совсем слабо знакомый. Внимательные дымчато-серые глаза, светящиеся за маской вора. Этот взгляд, который когда-то ощущала на себе день ото дня, заставлявший оглядываться и прятать смущённую улыбку. Его трудно забыть. Осознание крепло ежесекундно, пока уверенность не победила страх, а опасность словно отступила на невесомые дюймы назад:

– Фостер? – мой робкий вопрос прозвучал на ультратонких нотах.

Он не шевелился долгую минуту, пока один вор продолжал держать меня, а второй убежал наверх, в спальню. Наконец, с тяжким вздохом он поднял руку и стянул с головы маску. Чёрные вихры, вырвавшиеся из плена, спутанными вьющимися прядями упали на лоб. Я тихо ахнула, тут же прикусив губу. Сомнений не осталось. Тот самый одноклассник с последней парты, ужасно нелюдимый, редко снимавший наушники. Всегда одни и те же рваные джинсы и майка, растянутая до неприличия. Всегда сурово нахмуренные густые брови. Всегда этот пронизывающий до костей взгляд затравленного щенка. Теперь он был несколько другим – голодного волка. Хищным.

– Отпусти её, Молчун, – тихо приказал он, и тут же исполненное повеление выдало, что главный среди бандитов именно Фостер.