Виктория Падалица - Жена арестанта

– Ты точно уверена, что оно тебе надо? – настаивала она на своем, действуя в обход моему выдающемуся игнору. – А если не получится лялька с первого раза? Когда будет следующая свиданка? Через год, через два? Как долго ты будешь играть в эти игры с тюремщиками? До климакса или до тех пор, пока тебя не грохнут или по кругу не пустят?

– Получится с первого раза, Марин. Все получится. Точно знаю. Гадала. Причем, несколько раз подряд. Будет мальчик у меня, только надо не бояться перемен, чтобы он смог получиться. Для того я и взяла отпуск, и готовилась к нему долго. Ничего не боюсь. Не с пустыми руками туда еду, а наготове. Пару недель проведу там. Вот. – заметив скептицизм на лице подруги еще при упоминании о гадании, как о неоспоримом доказательстве моей правоты, я демонстративно пожала плечами и застегнула дорожную сумку. Пусть не верит Маринка профессиональным бабкам-гадалкам и цыганкам потомственным, зато я верю. А вот ее детскую игру типа «самое правдивое гадание – это гадание на яйцах Киндер-сюрприз», которые она периодически покупает, чтобы узнать будущее, никогда не посчитаю всерьез. – Сделаю для того все, чтобы нам с Дмитрием разрешили свиданки, да почаще. Поездка принесет свои плоды. Даже не думай, что она окажется провальной. Нет.

К сожалению, по правилам тюремного режима, нам с Дмитрием положены всего лишь одно длинное свидание и два коротких. И то не факт. Но мало ли, может, судьба мне улыбнется, раз уж гадалки все в голос твердили, что случится… Буду надеяться только на волю случая и немножко больше везения, чем обычно.

– Неужели не понимаешь, Полин, что этой, никому, вообще никому нафиг не нужной свадьбой и беременностью, ты сама даешь этому уроду, этому мерзкому зверюке, маньяку, Димочке твоему, шанс скосить себе срок и выйти на свободу, чтобы и дальше убивать таких, как ты?

Маринка все не унимается, зараза… Вот же паразитка нашлась! Только и знает, что настрой портить.

А я еле сдерживаюсь, чтобы не послать ее куда подальше. Но так хочется, чтобы она не лезла не в свое дело.

– И что? – сделав над собой небывалое усилие, я продолжала отвечать спокойно и размеренно. Так, будто меня абсолютно не трогают и не злят ее речи. – Все равно ему сидеть долго. В этой жизни Дмитрий вряд ли выйдет из тюрьмы, будь он хоть самым многодетным папой в мире. Слишком много дел натворил, пока его не поймали и не осудили.

– Как хорошо, что ты хотя бы помнишь, что он из себя представляет… – съехидничала Маринка.

Конечно, я помню материалы дела и фото жертв. Помню, что Дмитрий изнасиловал и убил. Помню, скольких. Но не хочу об этом думать. Это слишком тяжело перемалывать и сопоставлять с реальностью. Мне нужен только ребенок. И не надо меня пытаться отговорить.

– Да и вообще… Как твои дела с мужем?

Лучше брошу эту глупую затею – отбиваться от нападок импульсивной и сидящей на гормонах Маринки, подружки-звезды психушки, и поговорим о ее проблемах, извечных и порядком осточертевших моим ушам и мозгам хотя бы тем, что они, эти Маринкины проблемы, вот уже который год не менялись. И как ей самой не надоело толочься на одном месте?

– А ты, Полин, все равно найди себе другого, земного, осязаемого, и не парь мозги ни себе, ни маньяку этому идиотскому, ни остальным жителям планеты. Никак с мужем… – Маринка махнула рукой и тяжко вздохнула. Присев на кровать, рядом с дорожной сумкой, она охотно принялась изливать наболевшее и уже прогнившее, только все никак не отпадающее, на ниточке держащееся и одиноко болтающееся в воздухе. – Вот говорила ж ему не пить, запрещала, грозилась разводом, по-хорошему просила, мол, ребеночка нам надо завести, пока есть возможность, да и волосы мне его нравятся. Хочу, чтобы у дочки такие же волосы были, а не мои, жидкие и цвета детской неожиданности. И глаза тоже его хочу.

– А Васька что?

Действительно, густота Маринкиных волос оттенка застоявшегося прудика, как и блеклая красота ее в общем оставляет желать лучшего. Я бы сказала, что, когда Маринка не помыла голову и не навертела кандибобер на макушке, да еще и когда широко улыбается, однозначно напоминает чудище. Только не опасное, а такое жалкое, общипанное чудище. Замученное лягушками-соседками.

– А Васька взял и нарезался вдрысь назло мне! – продолжала Маринка. – Представляешь, все попытки лечить его болячку опять насмарку!

– А что мешает найти того, кто сделает тебе ребенка без скандалов и просьб жить нормальной семейной жизнью, без помощи зала в виде друзей и водки?

– Таких, как мой Васенька, не сыскать и днем с огнем, Полин. – снова заладила Маринка свою песню ни о чем.

То есть, о ее, ничего не представляющем муженьке-ленивце, который только и умеет, что приседать на уши, врать, осыпать комплиментами, трахать и требовать жрать. Умений-то много, горазд Васек, только вот по делу ничего не может. Было б Маринке семнадцать, ее утверждения о его уникальности и незаменимости не звучали бы так смешно и глупо.

Но, в без пяти минут тридцать, это звучит, мягко сказать, неадекватно. Особенно для той барышни, которая, как плачется, давно мечтает о семье, о детях, а не жить с мужиком, от которого пользы в разы меньше, чем от самого гадкохарактерного и мстительного кота.

– Ничего ты не понимаешь в мужчинах и страсти, дорогая моя. Ты прям рассуждаешь, как старуха, Полина! А Васька такой ненасытный, пристает каждый день, а то и по нескольку раз… – я скривилась, и Маринка это заметила. – Да, правду говорю! Он все время хочет меня, только представь себе, какая у него ко мне любовь!

– Ай, не продолжай эту свою историю про кроватную идиллию двух кроликов. Он же болен, потому и не контролирует своих желаний, насколько помнится…

Ну, чего скрывать, ее муж имеет какие-то проблемы с гормонами, какие конкретно – не знаю и знать не хочу. Никогда не вдавалась в эти подробности про великий и ужасный тестостерон, буквально капающий из ушей бедного Васи-бездельника, которому просто некуда тратить энергию, кроме как Маринку на лопатки класть. Конечно, Маринка при мне много раз называла причины его нездоровья, но, когда она акцентировала пристальное внимание именно на освещении этой проблемы, я мысленно затыкала уши и думала о чем-нибудь другом. Ну честно, мне крайне неприятно слушать о мужских яйцах. Тем более, чужих, которые ко мне не имеют никакого отношения. Эти разговоры, кроме тошнотных подкатов к горлу, ничего не вызывают.

Однажды я даже сказала Маринке об этом, а она мне слезливо: «Я тебе о своей жизни рассказываю, а ты говоришь, что тебе неприятно это слушать!»

Мол, как я, такая-сякая, могу думать подобное и еще вслух осмеливаться воспроизводить…

Ну и после куча оскорблений последовала уже в мой адрес.