Лора Вульф - В огороде бузина

Все вызовы зубного врача к местным традиционно имели слабое отношение непосредственно к стоматологии. Скорее ближе они были к челюстно-лицевой хирургии, попадались иногда и бытовые травмы. Надо отдать должное, Кристина приезжала на своем авто просто моментально и предельно профессионально оказывала необходимую помощь.

Надежда продолжала сидеть на полу. Теперь она горестно выла, выставив вперед окровавленные руки, периодически выкрикивая: «Убили!»

Римма Васильевна, перемазавшись кровью золовки, пыталась обмотать ее голову полотенцем, та не давалась, энергично орудуя локтями и ногами. Очень быстро появилась губастая врачица, не нарушая традиции, в прозрачных телесного цвета лосинах, больше напоминающих колготки, и зазывно просвечивающихся малиновых стрингах в окружении аккуратных ягодиц и, как не странно, бюстгалтере, сигналящем о своем существовании сквозь тоненькую туничку дымчатого цвета.

Она моментально оценила ситуацию, ловко захватила голову пострадавшей двумя руками. Опыт оказания первой помощи буйным односельчанам у нее был и дантистка моментально оценила урон, нанесенный здоровью женщины.

Надежда как-то быстро успокоилась и теперь воззрилась на докторицу, ожидая приговора. Рана оказалась небольшой, скорее царапина, но довольно глубокая. Кровь уже не текла, она подсохла на лице золовки, сделав его цвета интенсивного загара.

Римма Васильевна вместе с Раисой усадила впавшую теперь в ступор пострадавшую на стул, а Кристина ловко обработала ее рану, обтерла кровь и сказала, что швы накладывать не нужно. Спросила, кружится ли голова? Не тошнит ли? И велела уложить больную в постель. Надежда, помотав головой, отрицая перечисленные признаки недомогания, молча позволила поместить себя на кровать и положить пакет со льдом к голове.

Кристинка выкурила на крыльце дежурную сигаретку, изящно бросила окурок в ведро и прихватив свой тревожный чемоданчик отбыла к себе на дачу. В доме воцарилась жуткая тишина.

Всю ночь Надежда-золовка либо громко стонала, либо безбожно храпела. Римма Васильевна только к утру забылась в нервозном сне. Обычно, они с Ромиком вставали рано, завтракали и он шел на работу, а женщина принималась за домашние дела.

Сегодня Римма Васильевна встала раньше обычного. Она на цыпочках, чтобы не потревожить притихшую Надежду, вышла на кухню и теперь тихонько гремела там посудой, обдумывая ситуацию с золовкой, понимая, по опыту прежних лет, что нынешнее безмолвие, это только затишье перед бурей. Надежда так просто не сдастся, не в ее это было правилах: последнее слово должно было всегда быть за ней.

Ромик, как всегда, словно тень перемещался по дому. Заскрипела кровать, Надежда всхлипнула, пару раз хрипло кашлянула и поднялась с постели. Вскоре она появилась на кухне, ее волосы слежались, а кое-где стояли торчком. Пару слоев повязки сползли с головы и висели как хомут на ее шее.

«Как в песне «Голова повязана, кровь на рукаве», – пыталась шуткануть Римма Васильевна и моментально осеклась, наткнувшись на ледяной взгляд золовки, не предвещающий ничего хорошего.

«Если ты мыслишь, что я все спущу на тормозах, то ты глубоко ошибаешься. Я напишу заявление в полицию… и тебя посадят», – радостно подвела итог Надежда. После чего с энтузиазмом придвинула к себе тарелку с нарезкой из колбасы и сыра, соорудила двухэтажный бутерброд и с аппетитом отправила его в рот, запивая чаем.

«Тебя же врач осмотрела, оказала первую помощь, это всего лишь царапина», – Римма Васильевна пыталась объяснить ситуацию.

«Конечно», – Надежда отставила тарелку с бутербродами и теперь целилась на сдобные булочки, аккуратной горкой лежащих на подносе, – ваша…, – она впилась передними зубами в булочный бок и пережевывая продолжила, —…. девочка по вызову отлично справилась с ролью медсестры, но….»

Тут она увидела Рому, робко стоящего у кухонной двери. Женщина дернулась будто ее укусила змея, вскочила на ноги, срывая с головы бинты и почему-то накручивая их еще сильнее вокруг мощной шеи. Несведущим могло показаться, что эта недавно активно поглощающая хлебобулочные изделия дама, теперь, хочет лишить себя жизни путем удушения.

Паника охватила несчастную женщину, а как известно, именно поддавшись панике, погибает большое количество людей. Она заметалась по кухне, выпучив глаза и уже заранее предсмертно, хрипя, стараясь обеими руками сорвать ненавистные путы, мешающих полноценному доступу воздуха. Римма Васильевна и Ромик, стояли неподвижно как два суслика-суриката, изумленно наблюдая эту пантомиму, буквально с отвисшими челюстями. Первым вышел из оцепенения мужчина. Он схватил нож со стола и ринулся к начинающей уже синеть, скорее всего, от усилий и потуг, Надежде, чтобы освободить ее от пут. Та, увидав это, начала передвигаться по кухне уже прыжками как упитанный кенгуру.

Римма Васильевна вырвала нож у любимого и, выставив вперед руки и широко улыбаясь, пошла на золовку. Надежда, устав от скачков, стояла у холодильника, громко дыша и затравленно наблюдая за действиями невестки.

Через несколько минут, вняв увещеваниям, она все же позволила приблизиться Римме Васильевне, и та развязала коварную повязку, оставившую след на шее как от удушения. Золовка, почуяв свободу от пут, моментально бросилась к дверям, как заяц из силков, и выбежала на улицу.

Часа через два позвонил участковый Борщ, сказав Римме Васильевне, что к нему приходила Надежда и оставила заявление, в котором сообщалось, что невестка вместе с сожителем пытались ее убить.

«Вы че там совсем с катушек съехали, перепились что ли? – кричал он в трубку. – У нее голова разбита, на шее странгуляционная борозда от удушения, и она в таком виде по поселку бегает».

Римма Васильевна пыталась что-то объяснить, но из ее гортани вырывалось только глухое мычание.

«Так, ужрались вы по-взрослому, – сделал вывод Борщ. – Завтра в девять ко мне, а не придете, под конвоем приведу», – сказал полицейский и отключился.

Отключилась и Римма Васильевна практически во всех смыслах. Наступившая ночь, как и предыдущая, не задалась. Римма Васильевна металась как в бреду. Ей мерещилась окровавленная золовка с вылезающими из орбит глазами и раскуроченной головой.

Ближе к рассвету, напившись успокоительного, Римма Васильевна ненадолго заснула. В половине девятого они с Ромой замкнули дом и горестно побрели на опорный пункт.

На улице грело солнышко уже совсем по- весеннему. На лавочке через дорогу прожаривала свои кости баба Вера. Старушка долгожительница, очевидно, имела план не просто разорить пенсионный фонд, а, скорее всего, его полностью уничтожить. Сотрудники СОБЕСа, так называла бабуля эту организацию, предвидя крах своей системы из-за упрямо не желающей самоустраняться старушки, скорее всего уже вынашивали план по тотальной ликвидации долгожительницы.