Марина Раевская - Лучшее в моей жизни

– Понимаете, считается, что это явление и в целом его последствия распространены среди сильного, так сказать, пола. Мужчины постоянно перебарщивают с контролем, из-за этого живут в постоянном стрессе. Полагаю, у вас подобная проблема…

Глаза Марины вспыхнули, она еще никогда не чувствовала себя такой… заведенной. Но оказалось, что доктор Романов сказал еще не все.

– …неспособность… как бы поточнее, отпускать удила.

– Простите, что?

– Удила…

– По-вашему, я лошадь?!

– Нет, это выражение такое…

– Так выбирайте их получше! – Марину понесло. – То есть, по-вашему, я сама виновата в том, что заболела. Мое сердце плохо работает, потому что я успешна, как мужик. И пашу как лошадь… Ну знаете!

– Вы не поняли меня!

– О нет, я прекрасно вас поняла! Всего хорошего!.. А мне, знаете ли, пора. Скоро мой забег…

Марина вскочила. То самое сердце, которое вызывало изрядные опасения у доктора, билось так громко, что у Марины едва уши от этого не заложило. Ярость просто клокотала. Она схватила сумочку и пиджак и бросилась к двери, на ходу чуть не сбив милую медсестричку. Тоже в темно-синей форме…

Она почти бежала по коридору медицинского центра и кипела. Каждое слово доктора вызывало у нее не просто злость, а какую-то ужасную первобытную ярость. Перед глазами стояла красная пелена, руки дрожали. Она с трудом различала, что происходит вокруг, чудом смогла сориентироваться и уже почти вырвалась из здания.

«Удила… Скотина… Лошадью меня назвал… Расслабляться, видите ли…»

Уже возле лифта она услышала:

– Яна! Яна, подождите!

Голос был знакомым – Екатерина Васильевна, разведенная жена юриста Миронова, звала какую-то Яну. Это чуть успокоило Марину – ровно настолько, чтобы перестать мерить шагами холл в ожидании, когда придет лифт.

Но Екатерина Васильевна не унималась:

– Яна, ну что же вы! Я к вам обращаюсь…

И только тут Марина сообразила, что Яна – это она. И что вырваться она не успела.

– Ох, простите. – Она обернулась на голос Кати. – Я задумалась… Просто задумалась о своем…

Лифт упорно не спешил, и Марина поняла, что придется вести светскую беседу еще какое-то время. Скорее всего, до тех пор, пока она не спустится по лестнице и не закроет перед носом этой милой Екатерины входную дверь. Она повернула к лестнице. Отчего-то только сейчас ей пришло в голову, что глупо спускаться-подниматься лифтом, если есть прекрасные лестницы, удобные и светлые, а кабинет доктора расположен всего лишь на третьем этаже. «Что там Вадька говорил насчет спорта?»

– Так что вам доктор посоветовал? – Голос Екатерины Васильевны вновь привел ее в чувство. А вопрос опять включил ярость, правда, теперь она уже не клокотала, а просто тихонько кипела и время от времени поднималась пеной.

– Велел ра-адоваться… – Никогда еще такие хорошие слова не были настолько наполнены ядом.

Екатерина молча кивнула. И вот это отчего-то быстро успокоило Марину.

– Больше я к нему не пойду, – сказала она уже вполне обычным голосом.

– Понятно… А вы торопитесь?

Марина вопросительно посмотрела на нее.

– Мы можем с вами… ну… поболтать? – И, не дождавшись ответа, продолжила: – А хотите мороженое? Оно у нас бесплатное, безлактозное – от партнеров. Гадость, конечно…

Марина развернулась к ней всем телом:

– Скажите, вы со всеми пациентами такая?

– Знаете, – Катя виновато опустила глаза, – вы мне показались очень несчастной. Я подумала, что, возможно, смогу вам чем-то помочь.

– А вы мне уже помогли. – Марина постаралась, чтобы в ее словах было совсем немного яда. – Даже больше, чем вы думаете.

Катя оглянулась по сторонам и заговорила чуть тише:

– На самом деле расставание – это пустячный эпизод. По сравнению, например, с увольнением или… с ампутацией стопы…

– Что?!

– Ой, у нас был жуткий случай. В том году дело было, зимой. Мужчина напился, замерз, пришел к нам в центр…

Марина ее решительно перебила:

– Извините, но мне на работу пора!

Однако Екатерина не отставала.

– Яна, вы все же подумайте. Доктор прав: несчастной быть куда опасней, чем больной. Ну, может быть, рассказать вам про свое расставание?.. Не знаю… как-то поделиться опытом.

Марина молчала. Глупая болтушка сама ей сейчас раскроет все тайны – ей даже делать ничего для этого не придется.

– А вдруг поможет?..

– Знаете, – Марина вдруг притормозила, улыбнулась собеседнице. – Возможно, вы правы и ваш опыт пригодится мне… Ну, в будущем.

Мы на минутку отвлечемся от беседы двух прекрасных дам и заметим, что довольно часто люди говорят слова, которые собеседник воспринимает совершенно иначе. Ведь только что обе женщины говорили каждая о своем и воспринимали слова друг друга тоже совершенно по-разному. И при этом каким-то невероятным образом смогли договориться… По-прежнему имея в виду каждая свое.

Катя улыбнулась:

– Ну что, по мороженому?

– Да! – с удовольствием кивнула Марина.

Отчего-то совесть ее совсем не мучила. Да она, в сущности, и не успела сделать ничего этакого… Ну, встретилась с бывшей своего будущего. Ну, поболтает с ней, мороженого вот безлактозного съест… Что в этом плохого?

Неподалеку от фирменного холодильника с мороженым нашлось уютное местечко – два стульчика, робкий столик с проспектами и монстера с чудовищными листьями. Марина мельком подумала, что монстера не самое нужное растение в поликлинике, как ее, поликлинику, ни назови. Но здесь под широкими листьями было довольно уютно и как-то защищенно. Можно было на пару минут остановить свой бег по бесконечному беличьему колесу, присесть и просто подумать о чем-то… более важном, чем сиюминутные заботы.

Мороженое было нежным, не очень холодным и не таким уж противным. Милого розовато-кремового цвета. Хотя, возможно, так Марине показалось после всех сегодняшних стрессов. К тому же провести пару минут за болтовней отнюдь не лишнее дело. Опять же, успокоиться можно, как и рекомендовал доктор Романов, любитель лошадей.

Марина чуть пришла в себя и поняла, что Катя уже какое-то время излагает свою сагу. Правда, истории знакомства Кати и Юры она не услышала, но это, в общем, было нестрашно. Ее интересовало не прошлое, а будущее. ЕЕ будущее.

– …наверное, мы были слишком молоды, влюблены. Казалось, что все должно быть идеально. Ну а когда начался быт, мы растерялись…

Катя слизала с ложечки мороженое. Судя по всему, она вряд ли вообще различала вкус – таким, во всяком случае, было выражение ее лица. Предмет разговора был куда важнее какого-то там вкуса малины или, наоборот, сливок.

– …ну а потом родилась Вера… Я не спала, денег на нянь не было…

– А Юра что, не помогал вам?

Марина поняла, что проговорилась. Катя-то ни разу своего мужа при ней по имени не называла. Но теперь уже было поздно что-то менять. И она сделала вид, будто участливо слушает ответ на свой вопрос.