Юэда Снеж - Море и ветер танцуют бурю

Море шипит у самых ног, шуршит, ворочая мелкие камешки. Ещё тёплое, но уже неприветливое осеннее море.

Я стою один. Чуть дальше есть нормальный пляж, пригодный для отдыха, туда-то и ходят купаться местные жители. Сюда же редко кто заглядывает даже в самый разгар лета. Здесь слишком неуютно. Узкая полоса берега, усыпанная мелким каменным крошевом, а дальше крутой откос вздымается вверх над морем примерно на три дзё*. Но я всегда любил это место, оно завораживало, пробуждало ото сна фантазию. В детстве каждый раз, как приезжал к бабушке в гости, первым делом бежал сюда: пробегал можжевеловую рощу, спускался по опасной тропинке и оказывался здесь – в своём особом мире. Море, небо да камни – вот и всё, но для меня это была бесконечность. Именно здесь я придумывал свои истории и именно здесь, сидя на валуне, написал первый рассказ. Это место давало мне силы, новые идеи, новые смыслы. Здесь, именно здесь пять лет назад я восстанавливал себя по кусочкам, здесь же успокаивался, смирялся с неизбежным. Я возвращался сюда бесчисленное количество раз и только два последних года не появлялся.

Да, два года…

Носком начищенного ботинка подковыриваю ближайший камешек и пинаю. Он летит и с коротким плюхом тонет в воде. Волны облизывают ботинки. Спокойные, тихие волны. И небо над головой ясное, и ветра нет, но меня не обманешь. Я вижу, знаю: там, за линией горизонта, собираются тучи, они несут с собой грозу, быть может, последнюю в этом году. А тишина, что царит вокруг, не тишина – затишье. То самое затишье, которое обрывается слепящей молнией и шквальным ветром.

Буря. Она идёт. У неё нет цели достичь берега, она просто идёт по морю. А я слушаю его – море. Слушаю его голос, мягкий и глубокий, ловлю смену интонаций, прислушиваюсь к далёкому, едва ощутимому низкому рокоту. Настраиваюсь на его ритм, подстраиваюсь под него, вхожу в резонанс и чувствую, что моё собственное внутреннее море начинает оживать. Медленно, тяжело, болезненно, будто бы отходит от глубокого наркоза. Но тем не менее оживает.

Моё море…

Когда я стал сравнивать себя с ним? В каком возрасте понял, что моя фантазия, моё творческое «я», моё творящее начало подобно этой стихии? Оно текуче, подвижно и постоянно, но также отзывчиво к изменениям внешнего мира. Эмоциональные встряски, победы, провалы, радостные события и горе – всё это штормовыми ветрами будоражило, вздымало волны. Даже вскользь оброненная случайная фраза или мимолётная картина могли пройтись по моему морю лёгким бризом, рождая мысли, идеи, образы, сцены, которые после обязательно находили воплощение в рассказах, повестях и романах. Но и в полный штиль море жило, глубинные течения не давали ему застыть на месте, бурлили волшебством созидания. И окружающие люди всегда поддерживали меня. Сначала родители, которые не мешали писать, не ругали за такое увлечение, а стали первыми слушателями, читателями. А после – Мива. Моя звёздочка, муза, мой вечный ветер, самый близкий и надёжный друг. Моя первая жена. Вместе мы прожили девять лет, и это время было волшебным. Если бы не она, то мир так бы и не узнал имя Мидз уно На ои.

Я встретил её жарким весенним днём в душной библиотеке Киотского университета: улыбчивая, спокойная, рассудительная, она очаровала меня с первых минут знакомства. И с тех пор всегда была рядом. Это именно она, сильная и пробивная, поддерживала, вселяла уверенность в скромного и застенчивого паренька, убеждая отнести рукопись в издательство. И только благодаря её настойчивости одиннадцать лет назад вышла моя первая книга. Это она, эмоциональная и отзывчивая, больше всех переживала и радовалась, когда я стал лауреатом премии Акутагавы**. Это она, добрая и терпеливая, плакала, когда я делал ей предложение. Она не вторгалась в мой мир, не заполняла его, не пыталась разделить на двоих. Нет. Мива просто любила мой мир, моё море. Она стала ветром для меня. Вечно реющим над волнами ветром. Она придавала мне силы, и я просто не мог не творить, не мог не писать. Мой талант раскрылся, я стал известен, книги расходились миллионными тиражами, их переводили на другие языки, аудиокниги, которые сам же вначале записывал и выкладывал в интернет, пользовались бешеной популярностью. Многие спрашивали, в чём секрет моей работоспособности, таланта, стойкости, что даже от неудач не ломаюсь. А у меня не было никакого секрета. Мива и море – вот и всё. А ещё любовь к работе.

Но пять лет назад я проклинал свой дар, ненавидя себя за неубиваемую тягу писать.

Тогда у Мивы обнаружили рак. Четвёртая стадия. Необратимо, неоперабельно. Она угасала, медленно таяла. Всё то время, когда Мива была в сознании, я сидел возле неё, ухаживал, а когда засыпала, писал. Как одержимый, как сумасшедший. Меня разрывало, выворачивало наизнанку от горя, море гнал ураган, руки дрожали, глаза застилали слёзы, но я не мог остановиться – я писал! Выплёскивал всю боль, всю злость, всю любовь, что жила внутри, я кричал этим текстом. А потом читал Миве. Она просила, чтобы я ей читал. Так и умерла, слушая мой голос.

Я назвал книгу «За пределами грозы» и честно думал, что она станет последней, что никогда больше не смогу писать, что умер вместе с Мивой, что море исчерпалось до дна. Мне было плевать на всё: я запустил себя, оставил работу в университете, оборвал связи, уехал сюда, к морю, часами сидел, глядя на него, а ночами… ночами писал. Нет, я не мог изменить себя, внутреннее море жило, билось во мне, хлестало волнами, изливаясь на бумажные страницы и экран монитора горечью, отчаянием и невыносимой печалью. Иногда сюда приезжали друзья и люди из издательства, я о чём-то разговаривал с ними, заполнял какие-то бумаги. И когда через год узнал, что стал лауреатом премии Номы***, то был шокирован, но никакой радости не испытал.

А ещё через год ко мне обратились с предложением экранизировать «За пределами грозы». Я не возражал. Я уже пришёл в себя, боль хоть и осталась, но притупила зубы, я даже вернулся в университет и вновь преподавал. Поэтому когда меня попросили озвучить закадровый голос, я согласился. Согласился ради своих читателей, что полюбили мой голос ещё с тех древних аудиозаписей.

И вот с этого момента начался очередной виток моей жизни.

Я стал чаще бывать в студии и там познакомился с Сано Рико. Яркая, подвижная, энергичная и очень талантливая, она играла одну из второстепенных ролей в фильме. Я чем-то привлёк её, и мы начали общаться. Мы подолгу разговаривали, гуляли вместе после съёмок, она казалась интересным собеседником, увлекалась японской и зарубежной литературой, очень хорошо разбиралась в современном кинематографе, вела блог, посвящённый кино. Я, затворник, никогда прежде близко не общался с подобными людьми, всегда держался от них в стороне, и тогда… тогда Рико полностью захватила моё внимание, всего меня. Я и не заметил, как сделал ей предложение. Думал, что с этого начнётся новая жизнь, что обрету счастье и море вновь окрасится светлыми тонами радости.