Мина Уэно - Повести

Старая мебель, не покидавшая помещение десятилетиями, на месте, все ее маленькие сокровища, составляющие радость жизни, – тоже.

Ничего не изменилось. Хотя что-то неуловимое все же успело прокрасться в дом вместе с ней. Анна еще не может вычислить этого тайного гостя, но уже уверена в его присутствии.

И только когда она садится ужинать у кухонного окна, наблюдая, как над серыми, будто вырезанными из бумаги крышами на фоне рыжей полосы заката сгущаются ранние осенние сумерки, Анна угадывает, что же сегодня не так.

Предвкушение.

Вот что поселилось в ее маленьком жилище. Она ждет позднего вечера, ведь где-то глубоко внутри нее теплится надежда, что она вновь увидит того мужчину, что выходил вчера ночью подышать свежим воздухом.

Время после ужина она проводит в томительном ожидании. Старенький громоздкий телевизор барахлит, но все же показывает все пять своих каналов, но Анна не находит, чем занять себя. Она то и дело бросает взгляды в окно на соседний дом.

С чего она, кстати, взяла, что он покажется?

Время идет, но все лоджии высотки привычно закрыты от посторонних глаз. Тонированное стекло не дает никакой возможности подсмотреть за соседями.

Анна выключает телевизор и остается в темноте. Закусывает в сомнении ноготь большого пальца на руке, а потом выставляет патефон на подоконник и заводит пластинку. Не вчерашнюю, другую. Ту песню, что ей самой хочется сегодня пропеть. Сама же она отодвигается от проема и от лунного света, чтобы остаться незамеченной.

Первые аккорды несутся над крышами, выше, к чистому небу и полной луне. Анна прислоняется к внутренней стороне оконного откоса и, затаившись, глядит на дом, сделавшийся для нее вдруг таким значимым. То, чего она прежде не замечала, теперь занимает все ее мысли.

Мягкий, с хрипотцой голос допевает припев, когда окна на четвертом этаже открываются, и Анна видит того, кто уже успел сделаться причиной ее беспокойства за прошедший день.

Он облокачивается об оконную раму и смотрит на ее окно, на играющий патефон. С такого расстояния она не видит его взгляд отчетливо, но ей кажется, что спустя какое-то время он о чем-то крепко задумывается.

Как задумываются о смысле жизни, о смерти или о собственной судьбе.

Сама же Анна в этот раз представляет его в роли скрывающегося от закона преступника, опасного, но благородного. Кто же он? Похититель антиквариата? Банковский налетчик? Киллер?

Киллер.

Это объясняет его скрытность и замкнутость. Его нелюдимость и его глубокую задумчивость.

Возможно, им вместе пришлось бы пережить многие опасности. Быть преследуемыми его подельниками и полицией и даже бежать из страны.

Пока в ее голове разыгрываются картины тех невероятных, будоражащих кровь приключений, что ждали бы их, пластинка продолжает крутиться, музыка продолжает литься, незнакомец продолжает слушать ее песни…

Но все ее мечтания разбиваются вдребезги и развеиваются высоко над городом, когда с неблагозвучным, царапающим слух звуком пластинка заедает, разрушая гармонию момента.

Мужчина вздрагивает и выпрямляется, стряхивая с себя чары.

Анна торопится унести патефон вглубь мансарды, чтобы все поправить, оставаясь при этом незамеченной: она слишком боится выдать свое маленькое увлечение.

Отведя иглу в сторону и сняв пластинку, она вновь подкрадывается к окну, но в этот раз ее предосторожность оказывается напрасной.

Лоджия наглухо закрыта.

«Умоляю, ничего не разбей», – повторил Ян, передавая ему ключи от квартиры и встревоженным взглядом обводя апартаменты перед тем, как покинуть те на целых четыре недели.

Марк тогда ему ничего не ответил. Какой смысл?

Если что-то случится, хочет он того или нет, он здесь все разнесет. И тогда уже будет думать, как исправить положение. Прикупить втихаря мебели или, там, просто спалить хату и сбежать, так чтобы не видеть лишний раз недовольной Яновой мины.

«Марк, пожалуйста, держи себя в руках, – сказала ему мать на прощание перед его отлетом. – Мы что-нибудь придумаем. Я дам тебе знать». Но это его отчего-то мало заботило. Хотя должно было бы…

Ян – его бывший однокурсник – проявил, конечно, удивительную для их странной, прохладной дружбы щедрость, позволив поселиться в своей квартире на время своей командировки. Мать настаивала на том, чтобы Марк покинул страну после инцидента с Анваром, так что она всеми правдами и неправдами ухватилась за это любезное предложение, от которого сам Марк уже подумывал отказаться.

«Тебе небезопасно оставаться в стране, пока мы с отцом все не уладим», – ее тон был беспрекословен, а он слишком устал спорить. В конце концов, у него не было других вариантов. А то, что он сделал… Что ж, да, ему и впрямь было стыдно, но на извинения перед Анваром не было ни времени, ни желания. В больницу его бы точно не пустили, а полиция могла приехать в любой момент.

Да и еще вся эта ситуация с предвыборной кампанией матери – те несколько часов перед его отлетом они все сидели как на иголках, ожидая наплыва журналистов, но все же он успел исчезнуть из страны до того, как кошмар начался.

Он прилетел ночью; добрался на такси до указанного Яном адреса, настолько вымотанный и опустошенный, что даже не бросил лишнего взгляда в окна везущей его машины. Затем провел несколько часов на жестком диване в гостиной, пытаясь поспать, но все, что ему далось, – это спутанные размышления о собственной жизни, сетование на преследующие его неудачи, апатия и вялые, неубедительные попытки оправдаться перед самим собой.

Под утро Ян собрался, провел тщательный инструктаж касательно своего жилища и отбыл в неведомые дали. Марк не удосужился поинтересоваться, куда тот отправляется, ему хватило сыпавшихся из приятеля ценных указаний о том, какие параметры выставлять для теплых полов и чем не сметь чистить плитку в ванной. Про себя Марк решил, что если это не ниспосланное ему небесами испытание его выдержки, то что тогда?

Оставшись, наконец-то, в полном одиночестве, он уже не ложится спать. Зубодробительный гундеж Яна возымел эффект. Марк чувствует, как начинает непроизвольно дышать чаще, как его губы приоткрываются, как сжимаются и разжимаются кулаки.

Хорошо. Ему нужно взять себя в руки прежде, чем он пройдет точку невозврата и начнет, например, ломать лощеную обстановку чужой квартиры. Как там мать говорила? Нужно переключить свое внимание.

На этот случай у него все же имеется один способ. Не очень действенный, когда он уже теряет над собой контроль, но вполне пригодный, когда дело касается таких небольших всплесков эмоций.

Марк распаковывает свои вещи, которых у него не так уж и много: всего-то одна сумка и рюкзак. Он не планировал вести здесь насыщенную жизнь, как и часто выходить наружу, – ему достаточно той одежды, в которой он приехал, и второго комплекта.