Владимир Великий - Человек без маски

Через некоторое время из небольшого стеклянного окошечка показалась чья-то голова и тут же раздался несколько приглушенный голос:

─ Товарищ старший лейтенант… Наш начальник приказал никого в отделение не пускать… Время уже очень позднее…

Длительное пребывание возле двери и русская речь с большим кавказским акцентом Михайлова страшно разозлили. Он со злостью ударил ногой в дверь и во все горло прокричал:

─ Ты, земеля, открывай свои хоромы, а то я всю эту конуру расшибу, одни только перья полетят…

После этих слов окошечко мигом закрылось. Вновь наступила тишина. Никто из офицеров на этот раз в дверь не стучал. Ждали ответной реакции. Вскоре раздался громкий скрежет, затем открылась входная дверь. На пороге появился подполковник медицинской службы. Это был небольшого роста мужчина, с большими залысинами на голове. В одной руке он держал портфель черного цвета, в другой ─ фуражку. Михайлов, увидев старшего офицера, лихо приложил руку к козырьку и очень четко отрапортовал:

─ Товарищ подполковник. Мною доставлен в окружной военный госпиталь гвардии капитан Рокотов… ─ После некоторой заминки продолжил. ─ Для медицинского освидетельствования…

Подполковник с явно недовольным выражением лица пробурчал себе под нос:

─ Я, товарищи офицеры, строго-настрого дежурным приказал: никого и ничего не запускать и не выпускать после семнадцати часов…

Слегка, хмыкнув себе в кулак, он несколько заискивающе продолжил:

─ Наше заведение ─ особое заведение… Таких в армии ─ раз-два и обчелся…

Бурчанье начальника Михайлова не испугало. Он улыбнулся, и козырнув рукой, еле слышно прошептал:

─ Товарищ подполковник… Сделайте нам исключение.... Мы ведь из-под самой турецкой границы приехали. Пожалуйста, товарищ подполковник…

Затем он протянул офицеру тонкую папочку. Подполковник, взяв ее в руки, задом попятился в помещение и закрыл за собою дверь. Появился он не скоро, минут через двадцать. Открыв дверь, он рукой поманил к себе офицеров, прогуливающихся неподалеку. Потом поднял указательный палец в сторону Рокотова и четко произнес:

─ Так и быть, капитан, для тебя сделаю исключение… ─ Слегка скривив свои тонкие губы, он нараспев добавил. ─ Больным офицерам нашей армии не по-ло-же-но-о-о бродить по ночным улицам…

Прощание однополчан было скоротечным. Михайлов слегка шлепнул своего «больного» по плечу, и пожав ему руку, резко развернулся и ускоренным шагом направился к КПП. Рокотов тяжело вздохнул и посмотрел вслед уходящему офицеру. Затем он уверенно шагнул через проем и тут же закрыл за собою дверь. На несколько мгновений замер. Его лицо было страшно бледным, словно полотно. Он машинально посмотрел на свои часы. Они показывали восемнадцать часов десять минут.

Психушка и ее обитатели

1979 год. 19 февраля. Понедельник. Вечер. Дрогов, так представился начальник отделения, опять что-то бурча себе под нос, ринулся к себе в кабинет. Рокотов едва успевал за ним. Открыв дверь, медик присел за письменный стол, включил настольную лампу и стал поочередно подносить к своим глазам бумаги, находившиеся в папке синего цвета. Служебную характеристику на только что поступившего в отделение, он читать не стал. Отложил ее в сторону. Отложил в сторону и направление командира части. Заключение полкового врача он прочитал очень внимательно и несколько задумался. Затем громко хмыкнул, и посмотрев на больного, лицо которого было неподвижным, словно изваяние, с явным недоверием в голосе произнес:

─ Ну, молодой капитан, придется тебя лечить, притом довольно долго… Сейчас я тебя разглядывать не буду… Поверю этим бумажкам…

Взяв в руку папочку, и прижав ее к груди, Дрогов с вздохом произнес:

─ Бумажки начальников, в первую очередь, больших, ох как много значат… Ох, как много значат в нашей жизни…

Слегка покачав головой, он протянул руку к небольшому деревянному шкафу. Вытащил из него отпечатанный бланк, положил его на стол и корявым почерком стал его заполнять. Вскоре отложил бумагу в сторону и стал накручивать телефон. Рокотов, он все это время стоял и молчал, несколько подался вперед к столу и тут же прочитал: «19. 02. 1979 г. Осмотр психиатра. Диагноз: Невротические реакции? Госпитализировать в 13 отделение. Подполковник Дрогов». Затем следовала размашистая подпись начальника.

Свою первую ночь новенький пациент 13 отделения окружного военного госпиталя № 367 почти не сомкнул глаз. Ему было не до сна. Его тревожила не столько необычная обстановка в большом спальном помещении, а сколько прожитые им годы, в первую очередь, служба в Закавказском военном округе. Его мечта поступить в академию рухнула в один миг. Хотя не так давно шансы поступить в высшее военное заведение у него были, и немалые.

В этом году зима в ГДР была суровая, часто валил снег или стояли сильные морозы. Природные катаклизмы старшего лейтенанта Рокотова не волновали. Он с оптимизмом смотрел в будущее. Причиной этому стало его собеседование с заместителем начальника политического отдела танковой дивизии. Встреча произошла совершенно случайно.

Андрей контролировал прием пищи личным составом батальона. Появление незнакомого подполковника в солдатской столовой для него было полнейшей неожиданностью. Своих офицеров он знал наперечет, старожилов и новеньких. Знал он также многих офицеров и из управления дивизии. Этого же молодцеватого вида мужчину с двумя большими звездами на погонах он видел впервые. Он представился старшему по званию. Подполковник Рыбалкин тут же напросился в гости в отличный батальон. Рокотов за вверенное ему подразделение почти не волновался. Два этажа казармы, где располагались военнослужащие, всегда были в полном порядке. В этом, конечно, была заслуга командиров рот и их старшин. Далеко не последняя и заместителя командира батальона по политической части.

Гость остался доволен внутренним порядком. Ленинские комнаты трех мотострелковых рот и минометной батареи также вызвали у него неподдельную радость. Не упустил он из виду и документацию батальонного политработника. И здесь все оказалось в ажуре. В кабинете у Рокотова состоялся откровенный разговор. Был ли он по душам или просто для галочки, он и до сих пор не понимал. Скорее всего, это было данью времени, требованиям партии.

Очередная ступенька в военной карьере для Рокотова далась нелегко, с большим трудом. Через два года после его прибытия в мотострелковый полк на отчетно-выборном собрании партийной группы роты присутствовал начальник политического отдела 1-ой танковой армии. Седой генерал с одной большой звездой на погонах во время отчетного доклада, который делал парторг, часто кивал головой. Это означало, что он полностью поддерживал критику в адрес коммунистов низового звена. Затем состоялись прения. Клерки говорили очень коротко и по-деловому. Выступление седовласого мужчины было заключительным и во многом напоминало доклад, который изобиловал ценными указаниями. Рокотов сидел с умным видом и с большим усердием делал пометки в своей толстой тетради. Напряженно работал авторучкой не только он один. Мудрые мысли шефа конспектировали: начальник политического отдела дивизии, замполит полка и командир батальона. Очередное мероприятие для больших начальников, подготовка которого полностью лежала на ротном политработнике, прошло на ура. Через два дня о собрании, «ставшим настоящей школой для молодых коммунистов», написала групповая газета «Советская Армия». Еще через месяц на совещании молодых политработников начальник Политического управления ГСВГ, седовласый генерал уже с тремя большими звездами на погонах среди лучших офицеров Рокотова назвал первым. Время неумолимо шло и шло. Офицер, некогда подававший большие надежды, все еще оставался на ротном олимпе. Только через четыре года его заметили…