Nilab Sadeqi - Мальчик с сердцем цвета индиго

Наступил день, когда Илан приехал первый раз после школы к отцу в лавку. Конечно, Исмаил уже давно готовил сына к тому, что ему необходимо будет поступить непременно в то учебное заведение, куда он когда-то сам не смог поступить, и стать экономистом, о чем мечтал его отец, дедушка Илана. После этого, по окончании, он сможет продолжить дело отца, и, возможно, однажды Илан станет большим, успешным бизнесменом. Илан ходил по маленькому магазину и восхищался своей значимостью, и почти с любовью рассматривал товар на прилавке. Ему показалось, что было бы здорово расставить его по-другому, чтобы цвета сочетались более контрастно, формы создавали узоры, а там, где был самый темный уголок магазина, на столе он увидел белые коробки с коричневым кусковым сахаром, покрытым пудрой из сушеной вишни. Он жутко не любил вишню, но коробки были уж больно сверкающими. Это были подарочные коробки, которые чаще всего было принято в этом городке молодым людям дарить при обручении своим избранницам. Самой интересной в этой коробке была как раз ленточка, которой они были перевязаны, на ней были золотые полоски, которые на солнце переливались так, что ослепляли глаза. На белом фоне крышки коробки сверкала Красная глянцевая надпись «Саанди».

Не заметив, как он вошел в свою роль, он взял несколько таких коробок столбом и решил передвинуть к окну, чтобы они там сверкали своими лентами и вызывали восхищение у покупателей. Непременно всем бы понравилось видеть такую красоту. Он не заметил, что уже давно ходил с развязавшимся одним шнурком на левой ноге, но так как он ходил, доверяясь подсознательному, то шаги были ровно настолько правильно рассчитанными, что шнурок не мешал его бодрой походке. А тут взяло верх сознательное: чтобы пройтись максимально аккуратно между стойками товара, он начал отсчитывать каждый шаг, который не видел за столбом из коробок в руках. Не прошел он и 2 шагов, как свалился с коробками лицом на пол, а рядом лежащий товар из сладостей различного состава, вкуса, цвета и формы свалился сверху. Произошел некий маленький погром лавки отца, хотя намерения были самые благие. Ему хватило одного только взгляда отца, чтобы понять, насколько он опрометчиво поступил. Илан вскоре оказался дома, отец сообщил Ханне, что мальчишку пока рано брать в магазин, а вечером они вместе будут обсуждать и распределять его новые обязанности по дому. Илан сидел в своей комнате и жестко решил, что однажды, став хозяином этой лавки, он выбросит все эти коробки с сахаром с вишней и больше никогда не будет их заказывать. Что за недоразумение – покрывать сахар вишней!

Учитывая постоянные грубые замечания папы, связанные со всеми кондитерскими изделиями в его магазине, в какой-то момент жизни Илан осознал, что вообще не любит сладкое, и мало понимал других ровесников, которые стремились всегда к лакомствам подобного характера. Он мало понимал и осознавал, что те лишения, которыми обычно одарял его самый значимый взрослый в его жизни, что все грубые замечания по поводу его состоятельности как оптимально удобного ребенка, тихо точили в нем эту защитную позицию отказа. Отказа от сладкого, порой даже красивого. Отказа от своих потребностей и своих желаний. Отказа от себя. Он всегда хотел и желал оправдать ожидания отца, хотел быть таким, каким его хочет видеть Исмаил, быть хорошим сыном, но чем больше он старался, тем хуже почему-то получалось. Он никак не мог подобрать тот ключ, который бы идеально подошел. Если это было относительно учебы, то всегда возникали вопросы вместо поддержки и похвалы. Если был получен не наивысший балл, то отец спрашивал, сколько детей в классе получили именно его. Если самый высокий балл был у Илана, то вопрос относился к количеству других учеников, кто получил также. В общем, всегда наступало обесценивание. Обесценивание любого вклада. Самым сложным были уроки чистописания. Особенно если учесть, что Исмаил всегда славился своим красивым почерком, который он перенял у своего отца. И в молодости он был одним из самых известных мастеров по созданию вывесок на магазинах. Уроки по чистописанию иногда мальчику приходилось переписывать до пяти, иногда даже десяти, раз. Пока все дети гуляли и радовались действительности, Илан провел несчетное количество часов жизни за тем, чем он никогда так и не занялся в последующем в жизни.

С тех пор, как он уронил те ненавистные теперь коробки сахара с вишневой пудрой, прошло 3 года. На день рождения в десять лет отец подарил ему огромный многофункциональный калькулятор. Илан был счастлив. Ему нравилось, что этот аппарат мог все посчитать, красиво сверкая цифрами. Самое неприятное, что было связано с этим аппаратом, это то, что частенько мальчика посещала мысль, от которой становилось безумно страшно: «А что, если его разобрать его и посмотреть, что там внутри за механизм?» Но он прекрасно понимал, что это практически было бы равноценно катастрофе, поэтому, защищая себя от этих дурных мыслей, от которых ему становилось перед собой даже стыдно, он ненавидел порой свою фантазию и считал, что в эти моменты в его голову поселялись бесы. Он много о них слышал от мальчишек во дворе. Иногда так выражался его отец, когда кто-то совершал злодеяния по оценке отца. Также он слышал, что от них можно избавиться, и о методах избавления успел хорошо расспросить у своих друзей. Поэтому каждый раз при мыслях о разборе калькулятора он исправно и дотошно выполнял все обряды по изгнанию бесов из своей головы.

Дела в магазине шли тоже не самым лучшим образом. Калькулятор мало помогал в понимании, что надо сделать, чтобы «бизнес взлетел». А этого непременно надо было добиться, так как отец один все тянет на себе, и ему никак не удастся этого добиться в одиночку. Илан – именно тот, на кого можно положиться, и только он сможет быть опорой отцу в этом вопросе, когда вырастет. Юноша мало понимал, почему, раз он такой единственный и неповторимый, такой интеллектуально развитый и сильный, каким отец его описывал перед знакомыми и друзьями, он в один момент превращался в «малосостоявшегося сопляка», который ни на что не способен. Он никак не мог сопоставить эти две чаши весов, чтобы они смогли, наконец, прийти в равновесное состояние. Чем больше расходились чаши, тем больше он стремился к этому равновесию. Он продолжал стараться быть лучше и работать над собой, чтобы максимально удовлетворить ту чашу, которая его хвалила, и нагрузить ее, чтобы она чуть хотя бы спустилась. Но почему-то чем больше он клал в нее силы, старания, оценки, знания, книги… тем легче она становилась, и требовалась больше усилий.

К началу подросткового периода жизни Илан был уже в глубокой фрустрации в отношениях с отцом. Учитывая то, что наладить отношения и найти поддержку и нить связи с отцом у юноши так и не получалось, наступила пора принятия и отдаления от этой связи. К четырнадцати годам Илан уже мало был ориентирован на отца и больше укреплял свои связи со старшими братьями, которые ему казались уже совсем взрослыми. Оба брата посещали высшее учебное заведение, куда поступили сами на бюджетной основе, чему отец несказанно был рад и чем гордился. Избранная Идит, окончив с самыми наивысшими баллами во всем городке школу, поступила по квоте в иностранный университет и уже год, как обзавелась крыльями и улетела в дальние края. Илан изрядно тосковал по старшей сестре и очень хотел, чтобы Ирит навсегда оставалась с ними. Разговоры о помолвке и свадьбе сестры и отъезде в чужой дом очень расстраивали его, хотя он понимал, что это обычная вереница событий жизни и все идет своим чередом. Ему было сложно принять эти расставания своим сердцем. Каждый раз, когда отец его пытался приструнить указами о том, что необходимо делать и как надо жить, он приходил к маме, ничего не говоря, просто просил рассказать ему свои сказки из детства. Залечивание ран души не знает времен и поколений, это он узнал и научился у мамы и сестер— обладательниц этой древней тайны пробуждения жизни в любом израненном и даже убитом сердце. А также он в своем еще столь раннем возрасте уже хорошо проследил, что передаются эти тайные знания и мудрость от матери к дочери уже много тысячелетий вертикальной струей энергии тепла, доброты, принятия и бесконечной любви. Ибо он имел очень зоркое, наблюдательное и чувствующее сердце.