Анна Музыка - Родственные души

Затем мы повернули в небольшой садик, прошли к фасадной части особняка Морозовых, в котором располагалась мастерская Левитана.

… здесь бывали знаменитые писатели, художники и музыканты. Теперь и вы, можно сказать, прошли по одной земле с Шаляпиным и Чеховым.

– Я чувствую, у меня словно открылся новый источник для вдохновения, – сказал Хайни и сделал глубокий вдох, прижав руку к груди. Я снова не могла понять, шутит ли он, или правда вдохновлен этим местом.

Далее, мимо церкви князя Владимира и собора Иоана Предтечи мы вышли к Старосадскому переулку, в котором нашли Петропавловский собор. Вообще, я выбрала очень колоритный район Москвы, на каждый квадратный метр найдется что-то интересное.

Недавно отремонтированный комплекс зданий, наряженный в свежую краску теплых солнечных тонов, утопал в зелени двора. Высокую готическую башню венчал серебряного цвета крест, от которого, словно от приветливого маяка, рассыпались на улицу и лица прохожих яркие лучи.

До нас донеслись звуки органа, мы одновременно замерли, стоя во внутреннем дворе и прислушались к стройной умиротворенной мелодии.

– Здесь находится орган 1898 года, – сказала я полушепотом через несколько минут.

В этот момент все было так ясно, тихо и просто. Мы впятером словно были очень близки друг другу, как будто знакомы много лет. Мы тихонечко вошли внутрь и постояли еще какое-то время в уютном уголке шумной Москвы, не говоря ни слова и не чувствуя ни капли неловкости при этом.

Только когда мы собрались уходить я поняла, что очень проголодалась и устала. Я оглянулась на парней, они мужественно молчали, но на их лицах читалась готовность променять духовную пищу на материальную. Мою идею отправиться на одну из веранд, в ассортименте представленных на улице Забелина, все восприняли с нескрываемым энтузиазмом.

– Слушай, а ты придешь на наш концерт? – спросил Доминик после сытной порции «русских равиоли» – так они назвали пельмени. Глупцы, разве могут «равиоли» передать всю прелесть «пельменей».

– Я не планировала, но да, если позовете.

– Зовем, конечно зовем! – и в сторону Карла бросил что-то на немецком, очевидно, объясняя свое приглашение.

К моему удовольствию Карл тоже радостно закивал.

– Он будет послезавтра, не забудь, – строго сказал Доминик, – в восемь вечера. На какой-то площадке со смешным названием? – он вопросительно посмотрел сначала на Виктора, потом на Хайни.

– Что-то про специи, – ответил солист.

– В Крокусе 2 2 Crocus переводится как “шафран” (англ.) ? – я еле сдерживала смех.

– Ну да.

– Хорошо, я обязательно приду.

Я с удовольствием вытянула под столом уставшие ноги, затем выпрямилась, поставила чашку от выпитого кофе на стол и бодро, с новыми силами сказала:

– Итак, друзья, моя часть программы на сегодня закончилась. Теперь на ваш выбор – можем сходить в исторический музей, галерею, или куда хотите еще?

Карл и Доминик переглянулись, как двоечники, задумавшие сбежать после третьего урока.

– Кира, а ты не расстроишься, если я вернусь в отель? Мне нужно выйти в скайп к своим, – спросил Доминик, – мне правда очень все понравилось, но Мия уже наверное вернулась из садика, а я свихнусь, если ее не увижу.

– Конечно, Доминик, никаких проблем, семья прежде всего.

– Вот такой из него безбашенный рокер, чуть только разговор заходит про его дочурку, так парень забывает обо всем на свете, – хлопая друга по плечу добавил Хайни.

– И это очень мило, по-моему. А как насчет остальных?

– Кира, Карл просит сказать тебе, что тоже очень извиняется и просит твоего разрешения, чтобы он мог вернуться и порепетировать лишний часик, – сказал Виктор.

– А разве не нужно репетировать, когда вы все вместе? – я удивилась.

– Он говорит, что нет, он хотел бы поработать над своими партиями, – сказал переводчик.

Карл виновато развел руками.

– Конечно, – «интересно, они все решили освободить мой вечер?»

– Раз такое дело, думаю, вам двоим переводчик не нужен, – Виктор подмигнул мне, – я тогда пройдусь по своим старым знакомым местам. Действительно, большое спасибо, Кира, в Москве я бывал много раз, но с такой стороны еще ни разу не видел, – и он галантно поклонился мне и пожал руку. Ему явно подошел бы светский Петербург для жизни, с такой манерностью.

– Хайни, ты останешься? – спросил Доминик.

Все засобирались, оплачивали счет, комкали салфетки, оглядывались в поисках забытых вещей.

– Да, я бы еще немного прогулялся, тем более что Кира обещала мне рассказать про одного писателя, который так и не получил Нобелевскую, – он ненароком заглянул в мои глаза.

– Ок, тогда до встречи!

Вот тебе и свободный вечер…

Мы попрощались с ребятами и пошли через Забелина, по Варварке к Зарядью. Близился вечер, людей на улице становилось все больше, я немного беспокоилась о том, как бы не потерять главный голос этой рок-группы и старалась держаться к нему как можно ближе, но не нарушая личных границ. В любую секунду я была готова схватить его за руку, чтобы спасти от московской толпы. Жаль, что такая секунда никак не подворачивалась.

– Так кто это такой, твой Живаго? – Хайни шел, держа руки за спиной, и заглядывал своими хитрыми глазами в мои глаза, как будто искал там ответы на свои самые сокровенные вопросы. Но в этой хитрости я не читала злого умысла. Напротив, в его глазах не было решительно ничего плохого, только детское любопытство, желание испытывать, изучать. Он шел ближе ко мне, чтобы не толкнуть случайно прохожего. И немного наклонялся вперед, как будто хотел лучше услышать меня. Да, пожалуй, это было уместно, учитывая, что он на целую голову выше меня.

– Думаю, что Живаго – это альтер эго его автора, Бориса Пастернака. Пастернак вложил в главного героя, Юрия Живаго, всего себя, свои мысли, мировоззрение, все свои самые тонкие чувства. Может быть, от этого он и подвергся гонению со стороны правительства, от того, что было слишком очевидно это сходство, слишком ясно, что он пишет про себя.

– Что за гонения?

– Вообще, сложный вопрос. В то время, когда Пастернак выпустил свою книгу, у нас был Советский Союз, ты знаешь что-нибудь про Советский Союз?

– Конечно! Советский Союз победил Германию во Второй Мировой.

– Правильно. Но это одна часть в большом периоде Советской жизни. Понимаешь, вся жизнь менялась. Люди хотели делать для себя, для всех, чтобы всем хватало необходимых вещей: еды, крыши над головой, одежды. Это сложно, потому что обязательно найдутся те, кто захочет себе взять побольше, чтобы другим осталось меньше, или вовсе ничего не досталось. А трудиться такие совсем не хотят.

– Как сейчас, – он понимающе кивнул.

– Примерно так, – мне было приятно, что он меня понимает, – это сложно и важно было не допустить возвращения старых порядков, исключить развитие вот этой как раз единоличной мысли. Для чего активно пропагандировали идеи Маркса, Ленина. Понимаешь?