Дарья Фаталина - Сдавайся, я твой

Глава первая,

в которой объявляется непрошенное прошлое

«Вот и осень», – думала Алёна, глядя на почти невидимую линию горизонта, где волны серо‑зелёного цвета почти сливались с низкими тучами. У берега мелькали клочья грязной пены и сорванные ветром ветки. Накатывая на берег, море усердно полировало их, срывая остатки листьев, и Алёна засмотрелась на это непрерывное движение. Отходя, вода обнажала влажный песок с редкими крупными камнями. Камешки помельче скопились ниже, там, где на их края наступали голыми пятками те немногие, кто в первых числах сентября решался хотя бы зайти – о том, чтобы поплавать, и речи не было – в Балтийское море.

От воды тянуло холодом, а может быть, ей просто так кажется. Тепло здесь бывает редко, и никогда – жарко. Даже летом, в июле или августе, в самые солнечные дни стоит выйти на берег – и по спине бегут мурашки, хочется скорее завернуться во что‑нибудь тёплое, желательно в свитер. Чтобы загорать на Балтике, нужно быть закалённым – или уходить подальше от моря, в дюны или под защиту деревьев, куда не проникает пронизывающий солёный ветер.

Она поёжилась, когда очередной порыв защекотал вытянутые ноги, и посмотрела на деревья за спиной: нет ли в небе над городом просвета. Нет, солнце не показывалось. А к вечеру наверняка и дождь пойдёт…

– Мама! Мам, иди сюда, посмотри, что я нашёл… Это янтарь, настоящий!

Алёна обернулась на крик сына, собираясь сказать, чтобы не мочил ноги в холодной воде, но было, конечно же, поздно: увлечённый своим делом собиратель зашёл в море едва ли не по колено и горстями зачерпывал песок вперемешку с мелкими камешками и осколками ракушек. Придётся переобуться и сменить штанишки, а ведь и получаса на пляже не пробыли. Не ребёнок, а наказание, привычно улыбнулась про себя Алёна, нехотя поднимаясь с постеленного на песок коврика и направляясь к воде. Мягкий влажный песок холодил босые ноги.

– Ну что ты так долго! Смотри скорее, мам… Мы разбогатеем?

Никитка зажал в мокром кулаке желтовато‑коричневый камешек, один из миллиона, которые море выбрасывает на берег. Никакой это, конечно же, не янтарь. Но туристы их собирают килограммами, увозят с собой в пакетах и рюкзаках.

– Нет, молодой человек, мы разоримся. На твоих штанах, – доверительно сообщила она, – и на обувке! Ты зачем кроссовки намочил? Я же просила не заходить в воду, она холодная.

– Купаться нельзя, заходить нельзя… Я же не могу, как ты, книжку читать! Мне играть нужно!

– Какой ты ворчливый у меня, котик. Ну, не сердись. Скоро научишься читать как следует – и больше скучать не придётся. А теперь пойдём домой, переодеваться…

– А потом?

– А потом… не знаю, посмотрим. Можем пойти уток покормить на пруду.

Трудно было назвать прудом нечто, напоминающее скорее широкую мелкую лужу на окраине посёлка, но с недавнего времени там и впрямь поселилась пара печальных уток, которые целыми днями кружили по поверхности мутного водоёмчика. Удивлялись, наверное, как их туда занесло, но почему‑то не спешили улететь.

Радуясь, что смогла придумать завлекательное для ребёнка занятие, Алёна ещё раз напомнила про необходимость вернуться домой, и пошла собирать вещи. Опустившись на колени, она укладывала в пляжную сумку книгу и нехитрый провиант, когда за спиной раздалось неловкое покашливание и мужской голос неуверенно спросил:

– Алёна? Это вы?

У неё вдруг зазвенело в ушах, что‑то словно отсекло все звуки внешнего мира – вместе с этим проклятым голосом, который она навряд ли когда‑нибудь забудет, как не забудет и ту бессильную ярость двухлетней давности… Вот только сейчас Алёна чувствовала, что дрожит не от ярости, а от страха. Что он здесь делает? Чего добивается на этот раз? Он хочет, чтобы она умерла?..

Хотелось очутиться сейчас рядом с Никитой, обнять его крепко‑крепко и поверить, что всё в порядке, что ей просто послышалось… Нет. Глупости. Конечно же, не послышалось, а значит, придётся быть храброй. Убрав в сумку коврик, Алёна не спеша поднялась и только тогда обернулась, прикрыв ладонью глаза: солнце слепило немилосердно. Так и есть, перед ней стоял именно тот, кого она ожидала и боялась увидеть.

Фрейман собственной персоной. Интересно, напрямую спросить, что он здесь забыл – это абсолютное безумие? Или стоит рискнуть? А может быть, просто схватить сына и рвануть с этого пляжа… куда? Далеко ли она убежит с ребёнком в охапку…

– Можно подумать, вы могли обознаться, – сухо обронила она. – Какое преступление я мешаю совершить своему мужу на этот раз?

– Ну зачем вы так… – смутился он. – Я здесь совсем по другому делу… то есть, я хотел сказать, совсем случайно. Шёл в кафе, увидел вас и решил подойти. Подумал сначала, что обознался…

– Подойти? – Алёна так удивилась, что даже забыла ненадолго о накатывающей волнами панике и о том, что минуту назад собиралась бежать.

– Ну… да. – Фрейман, судя по всему, был сбит с толку. Он выглядел одновременно смущённым и растерянным, стоял, сунув руки в карманы брюк, и избегал встречаться с Алёной взглядом. – Как… как у вас дела? – он оглянулся на Никитку, продолжающего резвиться по колено в воде. – Как сынишка поживает?

– Вы что, издеваетесь? – сердито спросила Алёна, отступая на шаг. – Или забыли, что это вы его тогда похитили? Скажите, Дмитрий, – она неожиданно для себя вспомнила его имя, – а в тот момент вас не интересовало, как он поживает? Или как я должна себя чувствовать?

– Так это не я… не я похищал.

– Ах да, как же это я запамятовала. Вы были ни при чём, как же! Вы всего лишь украли мой паспорт, чтобы я не смогла улететь в Москву!

Её опять затрясло при воспоминании об ужасе, пережитом в аэропорту, когда, вернувшись из дамской комнаты к ожидающему её в кафетерии Фрейману, она не обнаружила на столе своего паспорта – только бесполезный теперь уже билет… Алёна вспомнила, как кошкой прыгнула на него тогда, царапаясь и даже, кажется, кусаясь, полная дикой решимости любой ценой вернуть документы. Вот только никто ей не помог в пустынном зале ожидания маленького южнороссийского аэропорта, а Фрейман оказался куда сильнее и в два счёта скрутил ей руки…

– Послушайте, я… Это было давно, и мне бы хотелось попросить прощения. Серьёзно. Я не буду говорить, что не понимал, что делаю… или что не мог поступить иначе. Но я рад, что всё закончилось благополучно. Все живы‑здоровы…

Он ещё что‑то говорил, не представляя, как ранили Алёну эти слова. Живы‑здоровы! Все? Ничего‑то он не знает, подумала она устало. Да и откуда? Кто мог бы сообщить этому полудурку Фрейману, который не задумываясь выполнял приказ её мужа, что она ждёт ребёнка.