Кэрол Маринелли - Любовь всегда права

Для начала ему дали меню, о существовании и назначении которого Роман даже не подозревал. За ним последовала еще и карта вин.

Ему хотелось дать ей все. Но у него ничего не было. Ничего.

И все же Роман делал то, что мог, чтобы помочь ей справиться с болью после тяжелых репетиций и со страхом, охватившим Аню в преддверии важного просмотра.

Они лежали в его комнате и говорили о будущем. Хотя Катя утверждала, что никакого будущего у них нет. А потом он вдруг ушел, даже не предупредив ее.

– Ты меня бросил… – с болью в голосе произнесла Аня. Она ударила его рукой в грудь и тут же почувствовала, как теплая ладонь Романа накрыла ее руку.

– Аня, я должен был. Если бы я остался, ты никогда бы не стала такой, как сейчас.

– Ты не знаешь.

– Но это правда. Ты хотела уехать в Питер и уехала.

– Ты мог бы поехать со мной. Мы бы сняли квартиру…

– Аня, из этого бы ничего не вышло. Я не смог бы снимать нам квартиру, точно так же, как не мог сидеть и, молча, смотреть…

Роман не закончил, но они оба знали, что он имеет в виду.

О, тот вечер после ресторана обернулся сущим кошмаром.

Они ушли и вернулись в его маленькую комнатку, понимая, что это самый ужасный Валентинов день, какой только можно себе представить. Лежа на кровати, Роман думал о том, что разочаровал Аню полным неумением вести себя.

Но дело было не в этом.

Аня лежала рядом и, глядя в потолок, думала о том, что она объелась. Как она могла допустить такое! Три блюда! Ей так понравилось жареное мясо с хреном. И вино. Переедание – что могло быть хуже накануне такого важного просмотра? Она знала, что Роман потратил на нее все свои деньги. Он думал, что хорошая еда пойдет ей на пользу. Но она тяжелым камнем лежала в желудке, и Аня понимала, что теперь не сможет танцевать.

Как только она убедилась, что Роман уснул, она пробралась в крошечную ванную, опустилась на колени и сделала то, что надо, чтобы на следующий день быть на высоте.

Даже сейчас ее охватил стыд, когда она вспомнила, как зажегся свет.

– Какого черта ты тут делаешь? – кричал Роман.

– Ты не понимаешь, какой это трудный конкурс.

– Но он того не стоит! Аня, твоя мать ошибается, когда говорит, что…

Она не дала ему закончить.

Потрясенная тем, что ее застукали, Аня попыталась спасти положение, бросившись на защиту Кати.

– Она хочет мне добра. Роман, ты не понимаешь, что такое мать…

Она тут же пожалела о своих словах, потому что глаза Романа сделались непроницаемыми.

Это был их последний разговор.

Да, подумала Аня, возможно, он и не смог бы спокойно смотреть на то, что ей приходилось делать, чтобы стать тем, кем она стала. Но с того времени она ни разу не пыталась специально вызвать рвоту. Она просто никогда больше не позволяла себе съесть больше, чем положено, и постоянно работала над своим телом. Но лишь немногие понимали, какой самодисциплины это требует.

– Где ты был? – спросила она.

– Во Франции, – ответил он. – На Корсике…

– Значит, ты действительно вступил в Иностранный легион? – Глядя на его огромную ладонь, накрывавшую ее руку, Аня пыталась сдержать слезы.

– Да.

Она знала о французском Иностранном легионе, потому что в один из тех немногих дней, которые они провели вместе, Роман говорил о такой возможности. А когда он исчез, Аня об этом вспомнила. Легионерам выдавали паспорта с новым именем и новые свидетельства о рождении.

Их прошлое стиралось начисто. И это означало, что, если солдат, которого ты так любила, погиб, ты никогда об этом не узнаешь.

– Ты решил, что это лучше, чем остаться со мной?

– Так было надо, Аня. Мне надо было начать все заново.

– И как теперь тебя зовут?

Он снова не ответил, и Аня поняла, что ему нельзя разглашать свое новое имя. Как нельзя было приходить сюда. Для легионеров свидания с прошлым строго запрещены.

– Роман. – Аня сама ответила на свой вопрос, потому что для нее он навсегда остался Романом. Да, возможно, многое изменилось, но в ее сердце он был все тот же Роман. Ее чувства к нему никогда не исчезали, а сейчас и вовсе обострились.

– Ты до сих пор служишь в легионе?

– Нет.

– Сколько ты там прослужил?

– Десять лет.

Значит, он ушел из легиона в двадцать восемь лет, а до сегодняшнего дня прошло еще четыре года.

– Так почему ты сегодня здесь?

– Мне надо было убедиться, что у тебя все в порядке.

– И потом ты уйдешь?

– Да.

Он должен. Он не хотел усложнять ей жизнь. От него всегда были одни проблемы.

К тому же он читал в прессе, что у Ани отношения с Микой. Странно. Ему всегда казалось, что танцоры-мужчины – просто красивые мальчики в трико.

Сегодня он изменил свое мнение.

– Аня, я пришел, чтобы просто посмотреть на тебя. Теперь я вижу, что у тебя все хорошо.

– Тогда уходи.

Но он не уходил. Они стояли, смотрели друг на друга и говорили. Но не губами, а глазами, так же как делали это много лет назад. Тогда взгляд Ани пересекал большую детдомовскую столовую, чтобы встретиться с его взглядом.

«Ты вспоминал обо мне?» – молча спрашивала она.

Его глаза отвечали «да». Черные как угли, они сверкали так же, как тогда, и так же, как тогда, могли заставить ее пылать в ответ.

Роман посмотрел на ее густо накрашенный рот, и Аня поняла, что он ее поцелует. Взяв со стола салфетку, он стал стирать помаду.

И она позволила ему это сделать.

А он ругал себя: о чем он, черт возьми, думал? Что может прийти посмотреть, как она танцует, а потом просто взять и уйти? Это же невозможно.

Они пристально всматривались друг другу в глаза, и их дыхание вошло в тот же ритм, как тогда, когда они целовались впервые.

Тогда Аня только что вышла из театра и увидела, что перед ней мужчина.

Но сегодня, когда она, подняв руки, дотронулась до его лица, он не дрогнул. Он просто ощутил нежное прикосновение ее пальцев, гладивших его по лицу. По лицу, которое казалось Ане самым красивым. Высокие скулы, черные глаза – облик, навсегда врезавшийся в ее сознание. Мужчина, который когда-то возносил ее на небеса. Сейчас он мог сделать это снова.

– Это будет мой прощальный поцелуй, – сказал Роман.

Он не спросил: «Можно я тебя поцелую?» Роману никогда не требовалось разрешения.

Его поцелуй был мягким, и это удивило Аню, потому что раньше его поцелуи были страстными и даже слегка грубоватыми. Но сейчас он опустил голову и, взяв ее за подбородок, нежно поцеловал в губы, и это было новое обретение друг друга. Анины губы раскрылись, и его язык скользнул внутрь. Они заново узнавали друг друга, пытаясь утолить копившийся годами голод, и вскоре его поцелуй сделался страстным, как тогда.

Роман крепко обнял ее, как умел это делать только он один. Казалось, ее тело принадлежит ему по какому-то исконному праву. Его губы продолжали терзать ее рот.