Наталья Паршина - Когда проснётся ангел

Он всё чаще просил Настю, что бы та заглянула к нему после дежурства, а её и не нужно было просить. Они болтали ни о чём и обо всём, о медицине, о пробках в столице, о жаре, которая накрыла город и никак не хочет уступать прохладе. Насте очень хотелось помочь Игорю поскорее встать на ноги. Для того чтобы сшитые мышцы вновь стали слушаться своего хозяина, ему приходилось тренировать их через неимоверную боль, с утра до ночи, до исступления, до бессознательного состояния. Настя почти поселилась в его палате, радуясь, как дитя, каждому еле заметному продвижению в сторону выздоровления.

Когда Игорь поправился настолько, что смог выходить на улицу, Настя уговорила его съездить к матери, выпросив разрешение на это у главврача. Она заказала такси, купила букет красных роз, и сама вызвалась сопровождать Игоря. Пока ехали, он не мог скрыть волнения, теребил несчастный букет, вытирал пот со лба и старался не смотреть на Настю.

Такси остановилось у дома, и Игорь сказал:

–Ты подожди меня здесь, пожалуйста. Я думаю, что это будет недолго.

Настя вышла из машины и стала прогуливаться у подъезда взад и вперёд, разглядывая роскошные клумбы с розами, горшки с декоративными кустарниками и красивые кованые скамейки. Похоже, здесь поработал умелый ландшафтный дизайнер. Всё было так гармонично и изысканно. Это был не просто дом, а знаменитая высотка, в которой жили представители элиты от науки и искусства.

Игорь же поднялся на лифте на свой этаж. Сердце бешено колотилось в груди, он прислонился к стене, не решаясь нажать на звонок.

Мать сама открыла дверь. Игорь догадался, что её предупредил о визитёре консьерж, бывший военный, добросовестно выполняющий свою работу.

Она, как всегда, была безупречно причёсана, домашнее шёлковое цветастое платье, подогнанное точно по фигуре, могло бы дать фору некоторым вечерним нарядам. Игоря встретил её холодный взгляд, она не хотела его видеть, но, чтобы не разговаривать на лестничной площадке (мало ли кто услышит), молча отошла от двери, впуская его в квартиру. Игорь опомнился и протянул ей розы.

–Эти цветы отнеси на могилу Святослава, который погиб по твоей вине. Ты всю жизнь выбирал не ту дорогу, и это привело к тому, что я потеряла двух сыновей сразу, – голос матери был твёрд.

Игорь опустил голову, он судорожно пытался найти правильные слова, что бы она смогла понять его:

–Мам, послушай…– только и успел сказать, как мать сорвалась на крик.

–Ни слова больше! Всё, что ты скажешь, теперь не имеет значения, как не имеет значения то, чья именно рука убила Святослава! Важно только то, кто в этом виноват, а виноват ты! Да, ты! Ты же знал, что это могло случиться, ты же должен был это предположить. Почему ты не запретил Святославу делать этот репортаж? Ты же знаешь, что такое война, что ему там не место! Ты всё разрушил, всё, что я создавала. И теперь у меня нет сыновей, а у тебя нет матери. Не смей больше напоминать о себе! Можешь взять свои вещи, а потом я закрою для тебя эту дверь навсегда.

Игорь пулей вылетел из квартиры, нажал кнопку вызова лифта, но не смог ждать и секунды, бросился вниз по лестнице. Кровь стучала в его висках, а в глазах потемнело и, казалось, он вот-вот упадёт, но оставаться в этом доме он не мог. Спустившись вниз, он бросил цветы в урну у подъезда и быстрым шагом направился к такси. Настя едва успела догнать его у самой машины, увидев его бледное лицо и полные боли глаза, она ничего не спросила, села с ним рядом на заднее сиденье и всю дорогу промолчала, сжимая его холодное запястье.

Весь день она мучилась, не зная, как помочь этому сильному мужчине с израненной душой. Телесные его раны отошли на второй план. А вечером, когда всё в госпитале затихло, она взяла его за руку и попросила:

–Ты поделись со мной, тебе легче станет.

Он вздохнул:

–Ох, Настя, Настя. Там такой камень, что только я один смогу его вынести. Я один и должен.

–Мне не всё равно, а тебе выговориться нужно. Я понимаю, что я – посторонний человек, но бывает, что с посторонним поделиться легче, чем с близким, – не отступала Настя.

Игорь угрюмо молчал, глядя в тёмный экран выключенного телевизора. За то время, что он провёл в госпитале, Настя стала для него очень дорогим человеком. Ему хотелось поговорить о пережитом не с кем-нибудь, а именно с ней, но сваливать на неё свою боль, он не мог. С самого детства он варился в котле собственных переживаний, не позволяя никому жалеть себя.

Настя заглянула ему в глаза и сказала:

–Ну, хорошо, не буду настаивать, но если передумаешь, то я всегда рада выслушать тебя.

Она встала и собиралась выйти, но он остановил её:

–Что бы понять то, что сегодня произошло, нужно начать издалека. Боюсь, я тебя утомлю.

Настя села на стул и произнесла:

–Времени у нас до утра. Можешь не спешить, если не успеешь рассказать сегодня, то продолжим завтра вечером после моей смены.

Игорь был благодарен этой хрупкой, очень отзывчивой докторше, благодаря которой, он постепенно возвращался назад в мирную жизнь, в ту жизнь, о которой он почти забыл. Он рассказал ей всё с самого начала, как и обещал.

Он был старшим из двух братьев-близнецов, родившихся в семье академика. В их клане быть академиком считалось само собой разумеющимся. Светилами науки были дедушки и прадедушки. Бабушки тоже не отставали, одна из них была признанной художницей, другая – известным поэтом, писательницей. Мать Игоря Олимпиада Аркадьевна, будучи дочкой и внучкой знаменитых людей, сама не отличалась тягой к наукам или искусству. Очень рано она поняла, что все её желания исполняются быстрее, чем она успевала их озвучить. Учителя, щедро одариваемые родителями, закрывали глаза на её беспросветную лень. Зато она знала толк в нарядах, в изобилии привозимых отцом из частых заграничных командировок. Отец просто души не чаял в ненаглядной Липоньке, (так ласково он называл свою дочурку Олимпиаду). И тот, кто хотел угодить имевшему большой вес в науке академику, выбирая самый короткий путь к его расположению, распевал хвалебные оды в честь его любимицы дочки. Одноклассницы тоже заискивали перед Олимпиадой, особо усердным из них иногда перепадали заграничные сувениры, большая редкость по тем временам, или наряд с барского плеча.

Олимпиада поняла, что она особенная от рождения и что все вокруг не смеют глаза поднять на её сиятельную персону. Так и выросла она, занятая лишь нарядами, да причёсками. Она позволяла себе вести приятельские беседы только с равными по статусу, тех же, кто был ниже по положению, даже презрительным взглядом не одаривала.

Для полного своего душевного спокойствия отец Липоньки устроил и её будущее, выдав замуж за без пяти минут академика, своего соратника по науке Рюрика Роззмана. Тот был старше своей невесты на добрых полтора десятка лет и обожал её безмерно.