V.R. poet - Навылет

Я написал бы твоё имя
на бумажном самолёте
и завалил ими целый аэродром,
вы ни слова из этого не поймёте,
не испытав свой
«маниакальный синдром».

Говоришь, говоришь —
это замкнутый круг.
Я не понимаю,
что во сне, что реально.
Если ты всего лишь
моя выдумка вдруг,
то, пожалуй, —
самая гениальная.

Мам,
привет,
я влюбился,
да нет, не опять.

Мне с ней, знаешь,
на редкость спокойно спать.
Я теперь совсем не боюсь ночей —
«снотворит» её ровное у плечей.

Ты бы видела
эти её глаза,
никогда ещё так не горел азарт,
она, знаешь, так искренна, так чиста…
и сияет даже – что-то извне.

Она, знаешь, убрала в душе бардак,
и настолько не пара плохому мне,
что мне даже страшно её обнять
не так.

Ты такая замечательная,
снесла башню
окончательно мне,
ты легко воспламеняющая,
все рецепторы мне взрывающая.
Ты моё наслаждение сущее,
автономно
к поцелуям зовущее.

Твои 21 грамм
заставили врачей наблюдать сцену:
моя стрелка кардиограмм
из монитора заскакала по стенам.

Утро. Город. Смог.
Сердце на асфальте
рисовал кто-то…
Выхожу за порог —
и уже начинаю
листать твои фото.

Очередь в кафе,
солнце создаёт
ванну лучевую,
а я всё жую
на своих губах
твои поцелуи.

Стрелки на часах
медленно тик-так,
пальцы в ритме трека,
кто бы мне сказал,
что можно вот так
бояться потерять
человека.

А купидон, с*ка, расстрелял нас не стрелами,
а пулемётными очередями,
любовь обрушив
на голову кирпичами.

Сегодня ветер курит мои сигареты
и достаёт из-за ушей твои волосы,
ты на все пуговицы, узлы, шпингалеты,
но я сжираю, как дорога, эти полосы.

Обожаю на щеках эти ямочки,
ой мамочки,
завяжу тебе глаза давай-ка,
иначе этот взгляд
повыбивает здесь все лампочки.

Пьяному так просто верить в чудо
и в тебя в который раз влюбляться…
Замечаю волшебство повсюду —
это заставляет улыбаться,

это заставляет видеть тоньше,
на тебя в упор – всё остальное вскользь.
Поцелуй меня немного дольше…
будто жизней пять мы находились врозь.

Если я перестал понимать суть вещей,
если я получил сто плохих новостей,
если будет последний патрон в обойме —
спой мне.

И когда перепутались полюса,
перестали гореть от азарта глаза
и так сильно соскучился по весне —
спой мне.

В твоих глазах ни конца ни края,
там два бермудских съедают людей,
но мои демоны, слепо ныряя,
превращаются сразу в детей.

Я с широкой улыбкой блаженного идиота
шлю свои поцелуи всей необъятной Вселенной…
Абсолютно в любое время любого года
для меня остаёшься ты – необыкновенной.

На нашем столике
скатерть, вода
и бесконечное чувство
друг друга —
по телу колики,
а вокруг
все разговаривают и пьют.
Ты улыбаешься иногда,
не говоря при этом ни звука,
и я уже
ощущаю
Уют.

Как увидеть край у моря,
обнаружить треугольник,
тот, в котором пропадают
самолёты, города?
Непосильно,
невозможно,
точно так же и с тобою —
от тебя не оторваться
ни за что и никогда.
Ненавидеть шум прибоя,
поделить на ноль,
жить вечно —
это невообразимо,
это просто чепуха.
Точно так же и с тобою,
я – вторая Хиросима,
и меня бомбит так сильно
на щеке твоя рука.

Будь картой меченой в моей колоде,
Лестницей длинной в глубокий колодец,
Горящим фонарём – одним на весь квартал,
Книгой, которую не читал.
Солнцем, целующим в уголки губ,
Песней, в которой прибавлю звук.
Истиной, правдой, чистым эталоном,
Тем самым счастливым автобусным талоном [Чтобы я тебя съел.]

Мы вечные пленники
сегодняшнего дня,
из двух зол
выбирай —
МЕНЯ!
Если хочешь покинуть
этот серый Готэм,
я веду игру,
я слежу за счётом.

Это и есть пьяной вечности основа —
в тебя синхронно влюбляться снова и снова.
Это и есть эталон,
в твоих глазах растворимый,
пусть он останется
целым
и невредимым.

Ты – эпицентр моих колебаний,
ты – библиотека моих желаний,
мои очки розового цвета,
самая нежная часть рассвета.

Милая,
а что нам?
ну что нам?
Тебя ревную даже
к четырём стенам,
на-хал…
Хотя ты тоже хороша —
на-кал —
ревнуешь к трекам,
у которых женский вокал.

На одержимость нет кнопки минимум,
твоя душа мной запеленгована,
шлёт мне сигналы… какие именно?
импульсы в сердце… заинтригована?

Я разложу тебе всё по полочкам,
ты приготовь аспирин и виски,
если любовь начать сливать в колбочки,
то мне придётся подставлять миски.

Если любовь разобрать по кирпичикам —
футуристичная кладка иль тайская?
Даже с точностью хирургической —
весь мир сплошная стена китайская.

Я в тебя впился, я вгрызся намертво
хваткою жадною, точно стаф.
На ладонях твоих
изучать орнаменты
или
уткнуться в них, просто устав.

Я, тебя разглядывая,
чешу щетину,